Попытка творческого союза
Сразу хочу оговориться, что с Владимиром Высоцким мы не являлись большими друзьями. Более того, мое творчество не было ему близко. Это наверняка. Его творчество - это уже другой вопрос. Я с самого начала - с тех пор, как услышал его песни,- был влюблен в то, что он делал. Это еще и потому, что у нас был общий, так сказать, в этом деле духовный отец - Булат Окуджава.
Познакомился я с Володей где-то в начале 70-х годов. Произошло это в новом кафе Ленфильма где мы встретились по совершенно конкретному делу: для кинокартины Владимира Марковича Шределя (кстати, страстного Володиного поклонника) необходимо было написать песню. По идее картины это должно быть такое танго, которое поет офицер царской армии. Все действие фильма происходит при Советской власти, во времена нэпа, но песня должна быть более старая - времен революции. Меня Шредель попросил сочинить музыку и предложил, чтобы Высоцкий писал слова.
Честно говоря, меня это несколько удивило. Я подумал: как же Володя сможет написать нечто совершенно другое - отличающееся от его творческой манеры?
Однако он написал совершенно изумительные по точности, по схваченному образу, по характерности стихи - но совершенно чуждые, на мой взгляд, ему по тогдашнему социальному, если можно так выразиться, направлению его творчества. Получилось что-то типа безнадежного жестокого офицерского романса в стиле Вертинского. Я бы даже назвал это стилизацией, однако чрезвычайно талантливой, со сто процентным попаданием в яблочко темы.
Что меня тогда удивило и поразило - при встрече он сказал буквально следующее:
- Мне не важно, сколько я получу за это денег, но мне очень важно, чтобы в титрах было мое имя.
Конечно, это совершенно справедливое и закономерное требование с точки зрения авторских прав. И удивился я потому, что это ведь само собой разумеющееся правило. В моей практике такого вопроса никогда не стояло, а Володиных трудностей в этом плане я тогда не знал.
Короче говоря, он передал мне текст песни - прелесеные слова! - и я попытался написать музыку. Получилось танго. Ему эта музыка понравилась. Это был вообще один из редчайших случаев, когда ему нравилась музыка, написанная на его слова. А в моей практике работы с ним - чуть ли не единственный.
Словом, здесь у нас вышла симпатичная штука, очень красиво сделанная, эффектная. И одновременно было видно, что это не всерьез. Такая стояла задача.
В этом фильме (дела давно минувших дней) ее спела Инна Варшавская. Мне это пение, откровенно говоря, не понравилось - показалось слишком вычурным. Она не столько пела, сколько пыталась, как актриса сыграть это. К моему глубокому огорчению, песня была спета с большим нажимом, и получился как бы вставной номер, а это всегда обречено на не удачу. Кроме того, в кино судьба песни во многом зависит от несущественных, казалось бы, обстоятельств: как она поставлена, на каком месте звучит, кто ее спел. И в данном конкретном случае Инна Варшавская, безусловно, способная и очень талантливая актриса, не справилась. Ну и, наверное, режиссер тут поставил неправильную задачу. Мы просто не знали, куда ее приткнуть. В результате она прозвучала в фильме не полностью, а каким-то отрывком, без начала. И по этому песня провалилась.
Я всегда очень серьезно отношусь к своему делу, и поэтому я больше не дал хода этой песне. Она состоялась в картине - и все. Больше я ее никому не давал. Хотя всем это жестокое танго очень нравилось. Жаль, конечно, что пропала эта вещь. Вы знаете, даже нот не осталось.
Вот эта была первая встреча, а вторая - я имею в виду, деловая,- состоялась в картине Анатолия Бобровского "Черный принц". Толя был влюблен в Высоцкого, я - тоже, а тут вдруг появилась маленькая возможность протащить - я подчеркиваю это слово,- именно протащить для миллионного зрителя что-то написанное Высоцким. Редчайшая возможность. Мы решаемся на это.
И тут происходит осечка: Володя вновь пишет слова в несвойственной ему манере. И думаю, что ему эти слова тоже не нравились. В общем, эти слова - если бы текст принадлежал кому-то другому, не Высоцкому,- были, конечно, прекрасными. Я бы сам с удовольствием их взял и делал песню. Но все дело в том, что писал-то их Володя, а это сразу меняет отношение к тексту. Я уже настроился на его волну, а тут предлагается нечто другое. Причем было впечатление, что это какая-то даже несколько автобиографическая песня. Чувствовалось, что написана она скорее от души, чем по велению разума.
но и нельзя сказать что плохая,- нормальная песня. Другое дело, что мы заранее были обречены на неудачу. Песне в картине нашли само неудачное место: в момент, когда она звучит, все внимание зрителей отвлечено на сюжет - там в это время ловят преступника. И получалось, что певица только мешает, раздражающее действует на зрителя, отвлекая его от динамики сцены. И я считаю ошибкой моего Друга Бобровского то, что он ее в это месте вставил. Я сказал ему об этом. Он ответил:
- Ты знаешь, ее больше некуда ставить...
Хотя сама по себе, повторяю, песня получилась неплохая. Просто в картине она, что называется, не прозвучала. У меня, ее многие просили для исполнения, начиная прямо со съемок, где первыми обратились ребята - музыканты из оркестра, сопровождавшего фильм. Но я ее никому не дал, потому что к этому отношусь серьезно. Кроме того, я же исполнял просьбу Володи. Когда мы встретились на "Мосфильме" после просмотра картины, я говорю:
- Володя, у меня эту песню просят.
А он в ответ:
И его воля осталась для меня священной.
Вот такая вторая история, и тоже - неудачная. Нас в этом как будто преследовал рок. Удачные сами по себе работы - были: одна из них - незабываемая работа в фильме Швейцера " Бегство мистера Мак-Кинли". Особенно нравился Володе "Марш "Медведей". Но что толку - в картину-то песня не вошла.
Поэтому ничего выдающегося наш с ним творческий союз кинематографу не принес.
Исаак Шварц