Печатается с разрешения автора
Дата публикации – 26.05.2005 г., ранее статья опубликована в журнале "Вестник", Балтимор, штат Мэриленд, США, 2005 г., № 10.
Оригинал статьи расположен по адресу: http://v-vysotsky.com/vospominanija/Shalit/text.html
О Владимире Высоцком вспоминает
Шуламит ШАЛИТ
Шуламит Шалит (Израиль)
(Copyright © 2005)
Лекарство против ангины –
от В. Высоцкого
В Вильнюс приехал московский Театр на Таганке! Ранней осенью 1974 года это было главным событием культурной жизни литовской столицы. К тому времени я уже два года работала переводчиком в Кинопрокате, этакая приятная ниша, позволявшая не участвовать ни в каких собраниях и заседаниях. Пришла на службу, нашла стопку материалов в очередные номера журнала "Кино" и газеты "Экран недели", надиктовала машинистке перевод и, как говорили: "Гуляй, Вася!" Но так как первая моя рецензия на фильм Ильи Авербаха "Монолог" вызвала некий резонанс, я стала постоянно публиковать свои материалы и в журнале, и в газете, получив возможность смотреть не только фильмы всех союзных киностудий, но и картины зарубежных кинорежиссёров, не принятые к прокату на советских экранах. Иногда кое-что из этого потока прорывалось и на экраны, но, как правило, в урезанном виде.
И вот приезжает "Таганка", ажиотаж, и в верхах принимается решение: поскольку все основные артисты известны и своими ролями в кино, надо взять у них интервью. Актёров мы миролюбиво "поделили" между собою – не помню, чтобы кто-нибудь возражал, когда я произнесла имя Владимира Высоцкого. Кто-то "взял" В. Золотухина, кто-то – А. Демидову или З. Славину – про женщин за точность не ручаюсь, потому что Славину, с её острым, резким голосом, помню, а Демидову – нет, не помню.
Не могу сказать, что я особенно волновалась перед встречей с В. Высоцким. Работа есть работа. А я уже встречалась с Евгением Весником и Вией Артмане, с Олегом Далем, Иннокентием Смоктуновским, с разными – среди них и очень хорошими – режиссёрами, писала о фильмах, брала интервью, читала лекции.
Чтобы добраться до В. Высоцкого, как, впрочем, и до других артистов, надо было преодолеть барьер – их "опекуншу", она жила с ними в одной гостинице и, как мне объяснили, в её полномочия входило никого не подпускать к её "пастве". Узнав об этом, я и звонить не стала, просто пришла во Дворец профсоюзов, где начинались спектакли, пораньше. Как уж там меня пропустили в зал, не помню, но безо всякого усилия с моей стороны (возможно, журналисты ещё не напали на администрацию), и вот я сижу одна, и кто-то пробегает по сцене, туда-сюда, а Высоцкого всё нет.
И вдруг он появляется на сцене, на ходу стягивая с себя какую-то рубашку, и тут бы мне подойти к рампе, представиться, договориться об интервью, но я оцепенела: я одна в зале, а он один, наполовину голый, на сцене, стоит и играет мускулами, разминается... То вижу его грудь и плечи, то спину. Загорелый, ладный такой и складный. А лица не помню. Потом какое-то потрясающе ловкое движение: голова и правая рука одновременно просунулись в чёрную, тесно облегающую майку-удавку, и только когда вторым движением он просунул в короткий рукав и вторую руку, я очнулась и выдохнула: "Простите, я к Вам!". Не знала, как к нему обратиться, господами мы тогда ещё не были, "товарищ Высоцкий" никак с ним не вязалось, панибратское "Володя" произнести тоже нельзя: и я не пани, и он не брат мне...
Уф! Он оглянулся, спрыгнул со сцены. "Поговорить? После спектакля не дадут, давайте сейчас, только не здесь". Опять вскочил на сцену: крикнул кому-то, мне показалось, в окно декорации, но, может, просто за кулисы: "Передай, что я здесь!" – и повел меня в конец зала.
– сгусток энергии, в накале страстей – и в утверждении, и в отрицании, в самом сдержанно-упругом голосе, в манере движением плеч подтверждать ту или иную реплику. Странно, – руками он не размахивал, но плечи как-то ходили в такт словам...
Никакой аппаратуры у меня не было, блокнот и авторучка. Часть интервью мы провели в зале, а когда шум со сцены усилился, вышли в фойе и продолжали беседовать в каком-то малолюдном углу, стоя друг против друга.
Кто бы мог подумать, что Владимир Высоцкий, на экране впечатляющий своей осанкой, статью (фон Корен), вроде, даже выше среднего роста, на самом деле роста обычного, совсем не намного выше меня, и такой простой, "не играющий", естественный, а, главное, снедаем, как и все мы, обидами, унижениями, непризнанием. И почему-то всё это мне рассказывает. Как не пускают на телевидение. Обещают, обманывают. Почему именно это обстоятельство наполняет его горечью? Потому что, если он может собрать целый стадион, то он не хочет этого подпольно. О Марине Влади заговорил так, как если бы мы были лично знакомы. У Марины ведь три сестры, одна из них сейчас больна, так вот, там пожар был, им требуется помощь, поэтому он соглашается на все выступления, ему нужно много денег, а он, Высоцкий, есть и его нету, вот такая петрушка. И в кино трудно: согласился играть роль в югославской картине, без слов, только потому, что дадут три его песни... Ночь – его лучшее время суток. Ночью он один на один с бумагой, ночью он работает, пишет. И сегодня будет писать, здесь тихо, хорошо пишется. Я было заговорила о его ролях в кино. Но он меня перебил, ему это было явно неинтересно, так – два-три слова, и на том же дыхании он произнес запомнившуюся мне мысль, что зрителю, мол, интересен не образ, который он видит на экране, а он сам, актёр, Владимир Высоцкий: что за личность, какой он человек, что за образом...
Спрашивала я мало, ещё меньше записывала, как тут записывать да переспрашивать, когда речь его так спонтанна, напориста, а глаза горячие, будто ему важно выговориться. Встретились друзья, которые давно не виделись, ну, допустим, за кружкой пива, и потекла беседа, а потом уже и вопросов не ждёшь, говоришь о том, что наболело. Но почему он говорит всё это мне, незнакомому человеку? Может, потому что чувствовал себя в Прибалтике свободнее, чем в Москве? Может, давно не давал интервью? Не говорил вслух того, о чём много думал, что мучило? Вдруг он встрепенулся, надо бежать, успеть к началу спектакля. Единственное, что успела ему сказать: когда, мол, напишу, попрошу его просмотреть текст и завизировать его. Договорились, что я ему позвоню. "Скажите "церберу" (он уже раньше объяснил, что так они между собой называют их опекуншу), что Вы со мной договорились!" – и с этим он улетучился.
Что мне делать? – думала я по дороге домой. – Как передать эту его горечь, ничего не рассказывая. Думала, сяду писать сразу, но не тут-то было. У моего сынишки Рафи, Рафаэля, ему было два года и три месяца, поднялась температура. "Церберу" я позвонила через несколько дней. "Интервью? Какое интервью? Высоцкий не даёт интервью. Ему надо отдыхать". – "Но я уже взяла интервью. Высоцкий сам просил позвонить". Не знаю как, но убедила. Володя – ну да, теперь я могла произнести это имя, сам попросил так его называть – предложил приехать завтра на спектакль, мне оставят в кассе пропуск на двоих.
Дальше наш разговор происходил примерно так:
– А нельзя ли мне прочесть свой текст по телефону, сейчас?
– Сейчас?
– Вы заняты? Работаете?
– Немного.
– А что, Вам не понравился наш спектакль? Вы не хотите больше встречаться?
– Да нет, просто ребёнок болеет...
И тут он начал меня расспрашивать: и как зовут ребёнка, и сколько ему лет, и чем он болен... Ангина? Тем более я вам нужен. У меня есть лекарство, французское, мне Марина засунула в сумку... Заходите в первом перерыве...
– В сумку? Не в чемодан?.. – это я от растерянности.
Он рассмеялся:
– В сумку, в сумку...
Обезоружил и очаровал.
Позвонила свекрови, попросила посидеть завтра с ребёнком, мужа уговаривать не пришлось. Это сейчас его в театр не затащишь. Из культурных мероприятий он признаёт только концерты в Филармонии. Всё остальное заменяют телевизор и стотонная субботняя газета, это если со всеми её приложениями. А тогда – с радостью.
Первым делом Высоцкий протянул мне коробочку уже не помню какого лекарства и даже не помню, дала ли я его малышу. Потом то ли прочёл текст, то ли просто пробежал глазами, не вдаваясь в содержание, не знаю, ничего не сказал, подписался и произнёс: "Завизировал, как просили. А то никто не просит". И – пригласил на следующий спектакль. Опять поразил.
Интервью ("Похожий на самого себя") напечали моментально, на литовском в "Savaites ekranas", на русском в "Экране недели", № 37, 16-22.9.1974 (редактор Жанна Левитина), потом, по просьбе Саулюса Мацайтиса, я написала о В. Высоцком и для журнала "Кино". Этой публикации у меня нет.
Приходим снова в театр. Между 12 и 13 рядами – широкий проход. Но толпа нас с мужем разделила. Наши места в 12 ряду, но с другого края. Я протолкалась первая и села. Муж тоже, наконец, пробился, сел рядом и говорит: "Ты стала знаменитая!"
Я-то не слышала, а он, оказывается, услыхал и оглянулся: кто-то кому-то то ли с 14, то ли с 15 ряда, показывая на мою спину, произнёс: "Вон та журналистка, которой Высоцкий дал интервью. Больше никому не даёт".
И, действительно, ни одного интервью ни в каком печатном органе больше не было. Почему? Опять загадка. То ли ему запретили, то ли сам не хотел, потому что уже вовсю выступал на разных "ящиках", так мы тогда называли закрытые или полузакрытые учреждения. А Высоцкий пел и запил. Пел и пил. И все мне звонили и рассказывали.
В. Высоцкого не стало 25 июля 1980 года. Значит, тогда, в 74-м, ему, не слишком весёлому, но молодому, сильному, загорелому, оставалось жить неполных шесть лет. Что я могу ещё сказать? Что ещё одна боль поселилась в сердце и живёт, не уходит, а точит-точит. Но ведь и у других точно так же.
И я никак не могу вспомнить его улыбки.
23-24.02.2005 г.
Лилит Никогосян, живущая во Франции, в Страсбурге. Она политолог и любит песни В. Высоцкого чуть ли не с пелёнок. Имя, творчество и судьба Владимира Высоцкого продолжают объединять людей разных национальностей в разных уголках мира.
Примечания
Шуламит ШАЛИТ (Суламита РУДНИК-ШАЛИТ) родилась в Литве. После окончания московского Литературного института им. М. Горького работала журналистом, редактором, переводчиком, была корреспондентом по вопросам литературы, театра и кино в периодических изданиях Москвы, Вильнюса, Риги, Еревана. Опубликовала несколько сотен эссе и статей по литературе и искусству. Занималась лекционной работой и синхронным переводом.
В 1980 г. переехала жить в Израиль. С 1987 г. – заведующая отделом библиографии Центральной городской библиотеки в Рамат-Гане. С 1991 г. – автор и ведущая популярной рубрики “Литературные страницы” радиостанции “Рэка”, в рамках которой ею представлены творческие и личные судьбы сотен писателей и поэтов, творивших на русском, иврите, идише. Многие литературоведческие исследования и эссе опубликованы в русскоязычной прессе Израиля, России, США.
"С одним я народом скорблю...", опубликованная к открытию Музея, за короткий срок выдержала два издания и перепечатывалась в журналах и газетах на всех континентах мира. Новое, углубленное и богато иллюстрированное, исследование-эссе "Россия далекая, образ твой помню..." – о семье Цетлиных, их окружении, об истории коллекции и о создании Музея русского искусства в Израиле – опубликовано в красочном каталоге, выпущенном к открытию 7 июня 2003 г. в московской Третьяковской галерее выставки "Коллекция Марии и Михаила Цетлиных".
Является также автором (№№4-5,11) и редактором (№5) сборников "Евреи в культуре русского Зарубежья" (составитель и издатель – М. Пархомовский).
По опросам пользователей сетевого портала Интернета "Заметки по еврейской истории" и альманаха "Старина", проведенного в начале 2005 года, Шуламит Шалит стала лауреатом конкурса ''Автор года'' за 2004 г.
"Филобиблон" выходит книга Шуламит Шалит ''На круги свои…''.
Живёт и работает в Тель-Авиве, Израиль.