ЯВЛЕНИЕ ВЫСОЦКОГО "ВОСТОКУ"
Владимир Высоцкий впервые был приглашен к участию в тринадцатом абонементном концерте Ленинградского клуба авторской песни "Восток", который состоялся 18.01.67. В последствии этот концерт был отображен на первой пластинке сериала "На концертах В. Высоцкого".
До этого мы знали его только по песням, воспроизводимым с затертых магнитофонных лент, и никто из востоковцев с ним знаком не был. А надо было встретить его на вокзале, разместить в гостинице. Решили пойти втроем: Юра Кукин, я и Толя Яхныч, – два барда и активист, ответственный за техническую поддержку мероприятия. Как опознать незнакомого человека в вокзальной толкучке? По гитаре!
Слава Богу, в потоке приезжих был только один человек с гитарой. Он шел, оживленно беседуя со своим спутником, в котором мы без ошибки узнали известного киноактера Олега Стриженова. Хрипловатый магнитофонный голос, приблатненные интонации при исполнении песен, казалось бы, должны были исходить от здорового мужика с багровым лицом. Но Высоцкий оказался молодым, на первый взгляд, щуплым парнем, однако с овалом головы, похожим на клин, что придавало ему вид человека, готового расколоть любые преграды.
Номер для Высоцкого был снят в гостинице "Астория". Он был небольшим, но выглядел шикарно благодаря алькову с пурпурным балдахином. Володя (так мы его называли тогда, Владимиром Семеновичем – позже), не скрывая радостного возбуждения, сел на кровать и попрыгал, испытывая ее пружинистость, – экое ребячество! Тут же он стал пересказывать байку, только что услышанную от Стриженова, – это была забавная перефразировка известной поэмы М. Горького "Песня о Соколе". Естественность его поведения сразу же установило доверительные отношения между нами, и я достал бутылку коньяка: судя по его песням и голосу, Володя, на мой взгляд, выпивал. Но он неожиданно заявил:
– Ребята, я это поддерживаю, но сейчас не принимаю.
Известен закон: раз бутылка показана, она должна быть опорожнена. Нам ничего не оставалось делать с Юрой, как налить себе по стакану. Толя Яхныч был, можно сказать, на работе, поэтому воздержался.
Володя расчехлил гитару. Задняя дека ее была выпуклой, и когда он прижимал ее к груди, звук плыл, несколько меняя тон, придавая аккомпанементу цыганский оттенок. Так он поступал и в последующем, заставляя вибрировать звук и тех гитар, которые не имели специальной деки.
– Как? Такая сказочка о нечисти пойдет у вас? – он взял первые аккорды.
В заповедных и дремучих,
Старых Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей
И в прохожих сеет страх…
Строка из этой песни: "Страшно, аж жуть!" – стала потом крылатой фразой.
Его сказочки тогда мы услышали впервые и были потрясены, ошарашены, восхищены их необычностью и мастерством, с которым они были сделаны и исполнены. Попутно я отметил для себя необычную артикуляцию Высоцкого. Все поют, округляя рот, а он – только приподнимал уголки губ, выпуская звук, как бы через щель. Это создавала впечатление сдержанности исполнителя, несмотря на буйные чувства, кипевшие в его душе.
Смирив оживленность речи и понизив тон, Володя сообщил нам о кончине эстрадного певца – Глеба Романова. Удивительно было то, что он знал его и, похоже, ценил. Этот певец блистал в середине пятидесятых годах с программой "Песни народов мира". Ходила даже такая байка: "Говорят, что у Ива Монтана мания величия, он бегает по Парижу и кричит: "Я – Глеб Романов, я – Глеб Романов". А последние пять или десять лет о нем ничего не было слышно. Мне взгрустнулось. Дело в том, что с Г. Романовым у меня связаны воспоминания о студенческих годах.
Я с моим другом Олегом Щербинином был на его концерте. И мы написали ему записку, в которой предлагали поделиться песнями: мы ему наши студенческие, а он – свои эстрадные. Он попросил нас зайти после концерта к нему за кулисы. Стирая махровым полотенцем пот с лица и под рубашкой, он назначил нам время и место встречи.
С великим трепетом мы с Олегом, который прихватил свой аккордеон "Sobirano", поднялись по лестнице гостиницы "Европейская". В небольшом номере Глеб встретил нас со своею женой, на голове которой была замысловатая высокая прическа, которая почему-то ассоциировалась с пирамидой подушек на кровати: "Как в деревне", – подумалось мне, и я сразу успокоился. Мы спели песню, которая бытовала у нас под названием "Факультет" (тогда мы не знали, что это – несколько измененный гимн МГПИ и соавтором его является Визбор), мы пели так:
В небе догорает золотая луна.
Ночью над Союзом и над нашим вузом
Пусть нам издалека зачеты грозят,
С песней кончил день ты,
Так поют студенты –
Это значит, так поют друзья.
Много впереди путей-дорог,
Светлые года
Будем мы всегда
Вспоминать.
Много впереди прекрасных встреч,
Актовый наш зал,
Милые глаза,
Факультет.
Спели еще что-то из студенческого фольклора. Глебу наши песни не приглянулись, но своим репертуаром он радушно поделился, и я долго и самозабвенно пел “Где же ты, желанная?” (исполняет Глеб Романов):
…Так пройдет и вечер, и утихнет ветер,
И усталый месяц уплывет в камыш…
Если бы тебя я в этот вечер встретил…
Где же ты, желанная, почему молчишь?
Текст этой песни, записанный Глебом на обратной стороне машинописного варианта какого-то романа, до сих пор хранится в моем архиве.
– все поющие, не зависимо от знаменитости и прочего, составляем единое братство. Мои друзья, из числа тех, кто в последствии общался с Высоцким, все отмечали искреннюю, братскую теплоту, которая исходила от него.
– рискнул попеть свои песни Валя Вихорев, конечно, без особого успеха, потому что все томились ожиданием Высоцкого. И он спел свой ударный блок из двадцати одной песни. Благодарные зрители, азартно хлопая, отбили себе ладошки.
Второе явление Высоцкого "Востоку" произошло в конце того же года 3-го октября в составе группы московских авторов, это был внеабонементный концерт. Но предварительно в тот же день он выступил в Физико-техническом институте Академии Наук СССР имени А. Ф. Иоффе, где я работал.
К тому времени мне пришлось выбирать: заниматься ли песней профессионально или уйти в науку? Мне исполнилось тридцать пять лет, и я, наконец, осознал, что Господь Бог наградил меня даром творчества. Предстояло решить, – как его применить? Прошагав из угла в угол многокилометровую дистанцию в своей комнате в коммунальной квартире, я пришел к заключению, что результат творчества в науке оценивается более объективно. Итак, – наука, а именно, управляемый термоядерный синтез. Но пока я принимал участие в концертах, наука не стояла на месте. Теперь, чтобы запрыгнуть хотя бы в последний ее вагон, приходилось напрягать все свои жилы и извилины. В институте на концерт Высоцкого я пришел с книгой Лаймана Спитцера "Физика полностью ионизованного газа". Держа ее под мышкой, я подошел к Володе поздороваться.
Высоцкий неожиданно выхватил ее у меня, глянул на обложку, пошелестел страницами:
– О-о-о, премудрая штука?
Иногда непроизвольный жест может многое рассказать о человеке. В этом движении Владимира Семеновича выказалось и дружеское расположение, и естественность поведения, и неуемное любопытство.
Надо сказать, что наш Физтех отличался фрондерством. И одним из проявлений этого было публичный интерес к авангардному искусству, к которому в то время принадлежала и авторская песня. Первым у нас пел Булат Окуджава, затем Юрий Визбор, Юлий Ким. Но выступление в нашем зале было суровым испытанием для автора: ученые внимательно слушали, пытаясь уловить новую информацию, а хлопали вяло, – ноль эмоций. Визбор был просто угнетен таким "вежливым" приемом.
– Ну, Боб, знаешь, не приведи Бог второй раз такое.
Я и сам не раз бывал в подавленном настроении после выступления в каком-либо научном учреждении.
который поначалу был Гатчинским филиалом Физтеха. Оттуда до меня долетали его приветы.
Мне было интересно, не только – что он поет, но и как он это делает: реплики, вставки между песнями, общение с публикой. Есть чему поучиться у мастера – профессионального актера! После концерта в институте я, заехав домой и наскоро перекусив, поспешил в клуб "Восток". Успел во время: только занял свое место в зале, как на сцену вышел Высоцкий. Меня удивила одна деталь: лента через плечо, на которой висела гитара, была точно такой, как у меня. А свою ленту, чтобы не быть ни на кого похожим, я купил во время поездки в Германию. Я даже слегка огорчился: оказывается, и у Высоцкого точно такая же.
Володя окинул взглядом первые ряды и слегка кивнул мне. На этом концерте он спел новый блок из двенадцати песен.
После выступления огромная толпа "друзей" и почитателей ввалилась в его артистическую комнату. И я – тоже. Тут мне сообщили, что Высоцкий на концерт приехал без гитары, и "общественность" сгоняла за ней на такси ко мне домой. Я-то ехал на общественном транспорте, поэтому мы и разминулись.
В последствии второй концерт Высоцкого в "Востоке" с использованием моей гитары был отображен на второй пластинки сериала "На концертах В. Высоцкого". Я узнаю ее глуховатый звук, хотя и ее он заставил вибрировать. Фотография, где Высоцкий на сцене "Востока" с моей гитарой, долго хранился в моем архиве, пока не перекочевал на один из стендов Государственного музея политической истории России. Там же в экспозиции, посвященной авторской песни, экспонируется и гитара, на которой он играл в этом концерте. К слову сказать, как мне официально сообщили, она входит в сто наиболее посещаемых экспонатов.
– Сейчас я покажу тебе новые песни.
И неожиданно властно крикнул:
– Выйдите все из комнаты! – И с расстановкой добавил: Выйдите! Все! Кому я сказал! И дверь закройте!
Это было сказано непререкаемым тоном, и Володя даже привстал. Лицо его в этот момент не было свирепым, но и не было ласковым. О, оказывается, Владимир Семенович, когда нужно, может быть и жестким, и властным!
“Москву - Одессу” ("но мне туда не надо") и великолепную цыганскую стилизацию – “Мою цыганскую”, вошедшую впоследствии в кинофильм "Иван Васильевич меняет профессию", – ("эх раз, еще раз, еще много, много раз"). Песни были совершенно готовыми, но на концерте он их не пел. Почему? Наверно, как рачительный хозяин, приберегал для будущего. Действительно, зачем их исполнять, если и прежний материал обеспечивает успех?
Во время пения кто-то пытался заглянуть в комнату, Высоцкий прервался и с досадой рявкнул:
– Закройте дверь!
Закончив петь, не дожидаясь похвалы, спросил:
– А что у тебя нового?
– “Тоска по Звенигороду”, – последний всплеск моей тогдашней песенной активности, но я не стал ее петь. Было очевидным, – мое творчество не сравнимо с его. Напрашиваться на вежливую похвалу не хотелось.
Любопытно, после двух концертов он не выглядел усталым. По-моему, он в жизни был, как на сцене, а на сцене, как в жизни.