ВАЛЕРИЙ ЗОЛОТУХИН
... 2011 год стал одним из переломных в творческой, да и личной жизни Валерия Сергеевича Золотухина.
В июне он отметил юбилей — 70-й день рождения, а через месяц актер получил большую должность — был назначен и утвержден на место главного режиссера Московского театра драмы и комедии на Таганке...
На этом ответственном посту Золотухин сменил Юрия Любимова, фактического основателя и хозяина современной Таганки, простоявшего у руля театра почти полвека — с 1964 года.
— там не все ясно и понятно даже самим его участникам: у каждого — своя правда, как это всегда бывает, свои доводы и аргументы pro et contra.
Поговорим о Валерии Сергеевиче как актере театра и кино и человеке, которого Владимир Высоцкий, заполняя в 1970 году анкету, назвал «своим лучшим другом», написав его инициалы в графе «Кто твой друг?»
«Мы с Володей были друзьями, хотя злопыхатели по сей день пытаются обвинить меня в том, что я якобы примазывался к его славе... В анкете на вопрос «Кто ваш друг?» Высоцкий ответил: «Валерий Золотухин». — «Отличительные черты вашего друга?» — «Мудрость, ненавязчивость». Что тут комментировать? Володю окружало огромное число приятелей, но присвоив звание друга публично, он не только возложил на меня огромную ответственность, но и восстановил против меня многих людей. Володины сыновья Никита и Аркадий тоже называют меня в интервью другом отца..»
... Алтайский деревенский паренек, до 15 лет еле-еле волочивший ноги и передвигавшийся с гармошкой наперевес на костылях из-за редкой болезни — туберкулеза костей, с детства знал множество народных песен И по возможности — всюду их пел, в том числе и по вагонам — так Валера зарабатывал себе в детстве и юности на пропитание... Ведь рос он в семье большой и бедной... Таким был путь в артисты Валерия Сергеевича Золотухина.
Надежда и желание прославиться и стать знаменитым никогда не покидали ум и сердце юноши. Он решает учиться на актера и ехать поступать в театральное училище за тысячи километров от дома — в Москву. Перед этим усилием воли, через боль, научившись ходить и избавившись от костылей, с которыми у него не было бы ни малейшего шанса «стать большим артистом»...
— таких счастливых моментов, подобных самоизлечению, в жизни актера будет еще немало. Видно, очень велико было желание Валеры посвятить себя и свою жизнь актерскому искусству! А может — Судьба, в которую так верит Валерий Сергеевич...
... Незадолго до поездки в Москву Золотухин в Барнауле посетил цирковое представление. Особенно произвел на него впечатление факир и маг, творивший на арене чудеса и занимавшийся волшебством. По окончании представления Валера направился за кулисы — выразить свое восхищение артисту, пленившему своим выступлением зрителей. Цирковой маг, вероятно, за годы своей артистической карьеры действительно овладевший магией, выслушав юношу, сказал ему: «Я верю в тебя! Твоя известность будет гораздо больше моей!» Будущий артист выскочил на костылях из помещения цирка, воодушевленный предсказаниями и напутствием артиста...
В итоге — так все и случилось. Единственное, о чем сожалеет Валерий Сергеевич, — на радостях от услышанного и от последующего волнения он не узнал, не спросил имени у этого мага и факира! Позднее Золотухин даже пытался разыскать его, но все попытки сделать это оставались тщетными...
Без протекции поступив в престижный ГИТИС и с успехом окончив его, Валерий Золотухин, уже — дипломированный актер, занялся поиском Своего театра. Стартовой площадки, откуда начнется его восхождение к Славе и Известности.
И вновь — Судьба! Только что Юрий Любимов возглавил Театр на Таганке и набирает труппу. Требуются молодые амбициозные гении! 1964 год! 23-летний Валера Золотухин — как раз из таких! Принят!
— «Таганка» стала вашей судьбой. Как это случилось?
— Да так и случилось. Во-первых, я женился на 5-м курсе на Нине Шацкой, а ее в «Моссовет» не взяли, значит, и мне туда не надо. Во-вторых, я увидел спектакль Юрия Любимова «Добрый человек из Сезуана». После него я метался по Театру на Таганке как больной, как раненый олень. Я был готов хоть на полу сидеть, хоть без слов играть — но лишь бы в этом театре. Видать, судьба.
— Вы верите в нее?
— К сожалению, верю, и не спрашивайте почему. И в судьбоносные встречи тоже верю. У меня в кино первая встреча с Высоцким. В картине «Интервенция» это случилось. И в Театре на Таганке (опять мурашки бегут по телу) мы почти одновременно пришли. Я чуть раньше, но тут же сошлись в одном спектакле — «Герой нашего времени». Я играл Грушницкого, а он драгунского капитана. Николай Николаевич Губенко играл Печорина. И мы с ним уже тогда стрелялись...
— возможно, что общая тяга и любовь к пению сыграли в этом немалую роль. За 15 лет работы в театре они будут заняты вместе не в одном спектакле, даже параллельно репетировали роль Гамлета (подробный рассказ об этом еще впереди).
В свое время отношения Золотухина и Высоцкого были притчей во языцех. Их яркий тандем являл собой нечто большее, чем приятельство, товарищество и даже крепкая мужская дружба. Это тот самый случай, который принято называть «родством душ». И видимо, с годами оно проявляется все сильнее.
«Чем была для меня эта дружба, понимаешь только с годами. Сейчас я с ним, Высоцким Владимиром Семеновичем, практически ни на один день не расстаюсь», — говорит Валерий Сергеевич.
Владимир Высоцкий «сосватал» Золотухина в кино — первой картиной, в которой снялся Валерий, стал фильм «Интервенция» режиссера Геннадия Полоки (1967) Владимир Семенович сыграл в нем главную роль. На роль жандарма, сыгранную Валерием, Полока собирался пригласить сниматься друга Высоцкого, актера Всеволода Абдулова. Но поэт настоял именно на кандидатуре своего коллеги по театру. Своего нового друга...
Слово «друг» в контексте написанного выше — не просто удачная метафора, а действительно правоприменимое к персоне Валерия Сергеевича значение по отношению к Владимиру Высоцкому (но ограниченное количество времени — до середины 70-х годов). Их взаимоотношения, из приятельских и профессиональных, за короткое время окрепли и переросли в дружеские. Молодые актеры стали общаться не только в стенах театра, но и вне их. Они были свидетелями некоторых ярких эпизодов из личной жизни друг друга, бытовых моментов в биографиях... В отличие от своего друга Володи, Валера фиксировал все происходящее вокруг в дневниках, привычку вести которые у него появилась еще в ранней юности...
— Ваш совместный фильм «Хозяин тайги». Это вы посоветовали режиссеру Владимиру Назарову взять Высоцкого в фильм?
— Такое было. Во время съемок «Интервенции» мы дали друг другу клятву, ну буквально как Огарев с Герценом, что друг без друга не будем сниматься. Поклялись на знаменитой одесской лестнице. Ведь в «Интервенцию» Володя меня притащил, а в «Хозяина тайги» — я его.
Кстати, обещание это друзья сдержали: вместе актеры снялись в пяти картинах: «Интервенция» (1968 г.), «Хозяин тайги» (1969), «Единственная...» (1974), «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» (1975) и «Маленькие трагедии» (1980)
Напомним читателю: в картине В. Назарова Высоцкому досталась роль уголовника-рецидивиста по кличке Рябой, а Золотухин сыграл в ней участкового милиционера.
Стремительно набиравший популярность прежде всего как автор-исполнитель Владимир Высоцкий стал невольным виновником паломничества окрестных жителей в село Выезжий Лог, где проходили съемки...
Впрочем, предоставим слово Валерию Золотухину: «Итак, 1968 год. Лето. Съемки фильма «Хозяин тайги». Сибирь, Красноярский край, Манский район, село Выезжий Лог. Говорят, когда-то здесь кроваво проходил Колчак Мы жили на постое у хозяйки Анны Филипповны в пустом брошенном доме ее сына, который оставил все хозяйство матери на продажу и уехал жить в город, как многие из нас.
«Мосфильм» определил нам две раскладушки с принадлежностями; на осиротевшей железной кровати, которую мы для уютности глаза заправили байковым одеялом, всегда лежала гитара, когда не была в деле. И в этом позаброшенном жилье без занавесок на окнах висела почему-то огромная электрическая лампа в пятьсот, однако, свечей. Кем и для кого она была забыта и кому предназначалась светить? Владимир потом говорил, что эту лампу выделил нам мосфильмовский фотограф. Я не помню, значит, фотограф выделил ее ему. Работал он по ночам. Днем снимался. Иногда он меня будил, чтобы радостью удачной строки мне радость доставить. Удачных строк было довольно, так что мне в этой компании ночевать было весело.
А в окна глядели люди — жители Сибири. Постарше поодаль стояли, покуривая и поплевывая семечками, помоложе лежали в бурьяне, может, даже не дыша; они видели живого Высоцкого, они успевали поглядеть, как он работает. А я спал, мне надоело гонять их, а занавески сделать было не из чего. Милицейскую форму я не снимал, чтобы она стала моей второй шкурой для роли, а жители села думали, что я его охранник
меня как сторожа «показать живого Высоцкого вблизи». И я показывал. Вызывал Владимира, шутил, дескать, «выйди, сынку, покажись своему народу». Раз пришли, второй, третий и повадились — «вблизи поглядеть на живого...» И я вежливо и культурно, часто, разумеется, обманно выманивал Володю на крыльцо, пусть, думаю, народ глядит, когда еще увидит. А потом, думаю (ух, голова!), а чего ради я его за так показываю, когда можно за что-нибудь?
Другой раз, когда «ходоки» пришли, я говорю: «Несите, ребята, молока ему, тогда покажу». Молока наносили, батюшки!.. Не за один сеанс, конечно. Я стал сливки снимать, сметану организовывал, излишки в подполье спускал или коллегам относил, творог отбрасывать научился, чуть было масло сбивать не приноровился, но тут Владимир Семенович пресек мое хозяйское усердие. «Кончай, — говорит, — Золотухин, молочную ферму разводить. Заставил весь дом горшками, не пройдешь... Куда нам столько? Вези на базар в выходной день». Он-то не знал, что я им приторговываю помаленьку. И тут я подумал, а не дешевлю ли я с молоком-то?.. А не брать ли за него чего... покрепче? Самогон, к примеру... Мне ведь бабки не продавали, я ведь милицейскую форму-то не снимал ни днем, ни ночью. Ну, на самогон-то я, конечно, деньги сам давал, лишь бы нашли-принесли, что они и делали охотно, лишь бы поглядеть на живого.
«Прости ты меня, Владимир Семенович^ грешен был, грешен и остался, винюсь, каюсь... Но сколько бы и чего кому теперь сам ни дал, чтоб на тебя на живого одним глазком взглящтъ... Ну да свидимся, куда денемся, теперь уже, конечно, там, где всем места хватит, где аншлагов не бывает, как на твоих спектаклях бывало...»
Фильм «Хозяин тайги» оказался музыкальным: Владимир Высоцкий написал и предложил в картину несколько песен. В итоге, в окончательный ее монтаж вошли две — «Дом хрустальный» и «Песня сплавщика», больше известная своим названием как «На реке ль, на озере...». Если первую в картине Владимир Высоцкий исполнил сам — по сюжету, развлекая женщин после трудодня, то вторую песню уже дуэтом пели уголовник Рябой и участковый Сережкин, то есть Владимир и Валерий, будучи в шкуре своих персонажей. Золотухин в «Хозяине тайги» под гармонь исполнил еще и песню «Ой, мороз, мороз!»
В период съемок в картине Владимира Высоцкого частенько наведывала Муза: летом 1968 года в Красноярском крае им написано несколько песен, в том числе — ставших широко известными и, как сейчас принято говорить, — культовыми: «Охоту на волков» и «Баньку по-белому». Последняя песня рождалась на глазах у Валерия Золотухина и в короткое время стала очень популярной в среде поклонников песенного творчества поэта.
♦Вскоре после съемок фильма «Хозяин тайги» Высоцкий с Золотухиным пришли ко мне в гости и исполнили дуэтом новую песню «Банька по-белому», которую Володя написал буквально накануне, во время съемок картины. Они то ли от усталости, то ли от опьянения исполняли ее раз в восемь дольше, чем она звучит обычно, да еще во весь голос. Тут ко мне заходит моя знакомая, соседка по дому. Я ее спрашиваю: «А ты чего не спишь? Три часа ночи!» А она отвечает: «А никто не спит!» Я посмотрел в окно: весь двор заполнен людьми, все стоят и слушают, как поет Высоцкий!..»
Вот оно, истинное проявление народной любви к своему кумиру и его творчеству! И только посмел бы какой-нибудь соня вызвать милицию!..
Валерий Золотухин был свидетелем зарождавшегося романа своего друга Владимира Высоцкого и молодой французской кинозвезды Марины Влади. Практически присутствовал при их знакомстве! Но вел себя при этом неподобающе другу... Не по мужски! Бывшая жена актера Нина Шацкая вспоминала: «Однажды (15 октября 1968 года. — АЛ.) нас пригласили к французскому журналисту (корреспонденту газеты «Юманите» в Москве Максу Леону. — АЛ) Туда пришли и Володя Высоцкий с Мариной. Очаровательная Марина очень женственно устроилась с ногами на диване. Володя с гитарой сел перед ней на полу. Было видно, что они купаются в своем счастье. Высоцкий пел одну песню за другой... Но вдруг Валерий стал соревноваться с ним, перекрикивая своими песнями. Он красовался перед Мариной, курил сигары, картинно держа их в растопыренных пальцах, затягивался ими, как сигаретами. С трудом увела обкуренного мужа домой. Я думала: «За что мне это?..»
Вот такие «коньки выбрасывал» по молодости Золотухин!
... В последнее время, помимо деятельности актерской, Валерий Сергеевич Золотухин активно занят и другими ее видами — писательской и издательской. В частности, несколькими изданиями уже вышли в свет упомянутые дневники актера. Выходили они под разными названиями: «Дребезги», «Таганский дневник», «На плахе Таганки», «Секрет Высоцкого» и т. д. В книгах этих опубликованы дневниковые размышления Золотухина, с точностью и беспристрастностью зафиксировавшие события 30-40 летней давности, происходившие с актером и его окружением, и, прежде всего, — с Владимиром Высоцким.
«Почти все, что о Володе опубликовано, написано после его смерти, а мои книжки — это действительно дневники, — говорит актер.— Почти никто не обращает внимания на даты, которые предваряют каждый отрывок, а это и есть самое проницательное. Дневники — это документ, его подлинность можно проверить, сделав анализ чернил и бумаги».
«Когда я опубликовал дневники, которые изо дня в день веду с семнадцати лет, и где откровенно написал о Володе, Люся Абрамова сказала: «Если бы все, что написано о Высоцком, исчезло, а дневники Золотухина остались, этого было бы достаточно, чтобы понять, каким человеком он был».
Вообще, родные и друзья поэта по-разному относятся к дневникам Валерия Золотухина. Сын Высоцкого Никита говорит, что эти «дневники с воспоминаниями о дружбе с Владимиром Семеновичем — одно из самых ценных свидетельств о Высоцком».
Людмила Абрамова, мать Никиты и вторая жена Владимира Семеновича, вторит сыну и считает, что дневниковая повесть о Владимире Высоцком — лучшее, что написано о поэте.
«Ну и я так же считаю, — говорит Золотухин. — Поскольку это не написано, а записано при жизни. Это уже документ...
«Вот я — умру, а Валерка обо мне книжку напишет!»
Недавно один из наших общих знакомых позвонил и говорит: «Валера, если бы Вовка прочитал твои дневники, он бы ради этого умер второй раз». Только дело не в том, мне кажется, кто и что сказал о Высоцком, а в том, что он сам сказал своим творчеством. Никакая правда о нем или ложь не испортят его стихов».
Категорически не согласен с мнением Абрамовой и Н. Высоцкого о дневниках Золотухина и самого автора о них коллега Валерия Сергеевича по Театру на Таганке актер Вениамин Смехов: «Золотухин — мой товарищ. Есть такое понятие «ами-кошон», то есть «друг-свинья». Я очень люблю Валерия. Но он ведет себя иногда как «ами», а иногда как «кошон»... Наверное, и я, если посмотреть со стороны, где-то кому-то навредил... Не мое дело судить и отпускать грехи...»
Какое бы кто мнение о дневниках не имел и не высказывал, они — опубликованы автором и имеют право на существование — наряду с воспоминаниями о Высоцком и книгами о его жизни и творчестве других коллег и знакомых поэта.
Дневниковые записи Валерия Золотухина 60—70-х годов... В них Владимир Высоцкий зачастую предстает не привычным народным трибуном, яростным свободолюбцем, а смертельно больным и одиноким, часто — слабым и беспомощным человеком... Такова правда жизни! И при этом — гениальным творцом, удачливым соблазнителем и любовником, душой компании и бесшабашным рубахой-парнем. И это тоже — истинная правда!
— описаний сплошных запоев Высоцкого, семейных и любовных передряг, закулисных «разборок» Театра на Таганке. Здесь же — уникальные, записанные Золотухиным и тем самым — сохраненные для потомков разговоры, монологи, размышления поэта на самые различные темы...
Познакомимся с избранными страницами из дневниковых записок актера.
07.02.68
... Запил Высоцкий — это трагедия. Надо видеть, во что превратился этот подтянутый и почти всегда бодрый артист. Не идет в больницу, очевидно, напуган: первый раз он лежал в буйном отделении и насмотрелся. А пока он сам не захочет, его не положат. ?
— Нету друзей рядом, а что мы можем сделать?
Высоцкого возят на спектакли из больницы. Ему передали обо мне, что я сказал: «Из всего этого мне одно противно, что из-за него я должен играть с больной ногой». Вот сволочи-прилипалы...
10.11.68
Володя накануне был очень пьян после «10 дней» и какой-то бабе старой на улице говорил, что «располосует себе вены, и тогда все будут довольны». Говорил про Есенина, старуха, пытаясь утешить, очень обижала: «Есенин умер, но его помнят все, а вас никто не будет помнить» и т. д. Было ужасно больно и противно все это слушать.
09.10.72
— Валера, я не могу, я не хочу играть... Я больной человек После «Гамлета» и «Галилея» я ночь не сплю, не могу прийти в себя, меня всего трясет — руки дрожат... После монолога и сцены с Офелией я кончен... Это сделано в таком напряжении, в таком ритме — я схожу с ума от перегрузок.. Я помру когда- нибудь, я когда-нибудь помру... а дальше нужно еще больше, а у меня нет сил... Я бегаю, как загнанный заяц, по этому занавесу. На что мне это нужно?.. Хочется на год бросить это лицедейство... Это не профессия... Хочется сесть за стол и спокойно писать, чтобы оставить после себя что-то.
18.09.74, Рига
Дыховичный страхи рассказывает про Володю. Ударил себя ножом. Кое-как его Иван скрутил, отобрал нож. «Дайте мне умереть!» Потом все время просил выпить... Никто не едет. Врач вшивать отказывается: «Он не хочет лечиться, в любое время может выпить — и смертельный исход. А мне — тюрьма». Шеф сказал, что он освободил его от работы в театре...
Свои дневниковые записи Валерий Сергеевич Золотухин не прекратил вести и после смерти Владимира Высоцкого. Так что к ним мы еще вернемся в нашей главе.
— о теме крайне интересной, весьма щепетильной, касающейся обоих актеров. Самое время рассказать о постановке в 1971 году на сцене Таганки шекспировского «Гамлета». Выход спектакля стал событием № 1 в театральном мире СССР. Главная роль в драме — Принца Датского — досталась Высоцкому. Но после его нескольких алкогольных «загулов» и спонтанных отъездов в другой город с концертом дай за границу спектакль оказался под угрозой срыва, а зал театра всегда был переполнен... И тогда режиссер Юрий Любимов издает приказ: приступить к репетициям роли Гамлета Валерию Золотухину и Леониду Филатову... Владимир Высоцкий счел согласие на это своих коллег по театру и друзей предательством по отношению к себе...
Попробуем прояснить ситуацию с «Гамлетом» и вокруг нее...
Итак, в 1971 году Юрий Петрович Любимов принимает решение— ставить шедевр мировой драматургии, шекспировскую драму «Гамлет» в Театре на Таганке.
«То, что Высоцкий выпросил у Любимова роль Гамлета — это правда. Но надо же было знать Володю. Мне, например, было страшно: «Володя, а вдруг тебе дадут?» — «Ну и что?» — «А вдруг не сыграешь?» — «Кто, я не сыграю? Да ты что!» И действительно сыграл!», — вспоминал позднее Золотухин.
Но на самом деле все оказалось не так просто, как в воспоминаниях Валерия Сергеевича... Бывший в то время директором Театра на Таганке Николай Лукьянович Дупак по поводу постановки пьесы Шекспира вспоминает следующее: «Я как директор не влиял на распределение ролей. Это прерогатива режиссера, но один раз косвенное влияние было. И связано оно с лучшей ролью Высоцкого. Дело было так. Высоцкий несколько раз подходил ко мне и говорил: «Николай Лукьянович, я очень Гамлета хочу сыграть. Нельзя у нас поставить?» Любимов же в те годы пробивал свои шекспировские «Хроники», а о классике и слышать не хотел.
«классику». На одном из заседаний репертуарной комиссии нам официально объявили, что «Таганке» разрешается поставить любую классическую пьесу Шекспира. Я сказал, что мы готовы поставить «Гамлета». Возражений не было.
Выходим с заседания репертуарной комиссии. Любимов мне: «Какого черта мы с этим «Гамлетом» вылезли! Кто играть- то его будет?» Я отвечаю: «Как кто — Высоцкий!» — «Ну какой из Высоцкого Гамлет?! Вы хоть представляете что это за роль?» — «Юрий Петрович, что мы теряем? Давайте в нашем театре объявим конкурс. Кто, на ваш взгляд, Гамлета сыграть сможет?» — «Ну, может быть, Леня Филатов, может, Валера Золотухин...»
И конкурс действительно был объявлен. Любимов занимался с Филатовым, режиссер Глаголин — с Золотухиным, а я — с Высоцким. Через месяц состоялся показ. Высоцкий «вынес» всех...»
То, что Владимир Высоцкий «вынесет» всех — сомневаться не приходилось. Он с самого начала постановки мечтал и желал сыграть Гамлета, и желание это было так велико, что иного результата никто и не ждал! Он жил, он дышал этой ролью! Но изначально, ведь, Юрий Любимов видел в образе Принца Датского именно Золотухина с Филатовым! И Высоцкому пришлось постараться вдвойне, чтобы, показав все свои актерские возможности, доказать свою состоятельность, получить эту роль и сыграть ее!
Высоцковед Виктор Бакин: «Но и Золотухин-Лаэрт рвался в Гамлеты.
— Получается, может получиться! Раньше не видел в тебе Гамлета, теперь убедился, что ты можешь и должен играть!!
— Ладно, а как же перед Володей? Неудобно...
— Ничего неудобного нет, Валерка, ты глубоко ошибаешься...
— А я мучаюсь. Все придумывал, как сказать ему о том, что я начал без него работать Гамлета.
«промучается» надеждой Золотухин до самой смерти Высоцкого. И надежда умрет с Высоцким — спектакль снимут».
«Нелегко было слушать о себе вещи далеко не лестные, — рассказывает Валерий Золотухин. — «Предал друга...» Когда предал? Когда Гамлета взялся играть!.. Ну, эта старая история тоже описана в дневниках».
В них Валерий Сергеевич подробно рассказывает, как сам собирался играть эту роль. Как переживал из-за того, что Высоцкий пообещал уйти из театра, куда глаза глядят, если Гамлетом станет Валерий...
С высоты времени и прожитых лет ситуация вокруг спектакля кажется актеру таковой: «И тогда, и сейчас я смотрю на нее с юмором. На Гамлета я был назначен приказом. Слава Богу, что этот приказ сохранился. Я же не самозванец. И потом был ведь определенный сговор с Любимовым, потому что Володю в то время надо было приструнить дисциплинарно. Когда актер чувствует второго, он становится более ответственным. Я на самом деле работал над Гамлетом. И работа не пропала зря, потому что в конце концов я записал передачу на телевидении — четыре монолога Гамлета, и мои тщеславные мечты были в какой-то мере удовлетворены... Володя был большим ребенком: «Если сыграешь, я уйду в другой театр — самый плохой...» Ха-ха...»
А вот какой видится ситуация вокруг «Гамлета» Валерию Золотухину спустя сорок лет, летом 2011 года: «Меня поразило, как однажды Высоцкий сказал Любимову:
— Дайте сыграть Гамлета.
— Володя, ты охуел, что ли? А вдруг не сыграешь? — не сдержался я.
— Как это я — да не сыграю? — ответил он.
Но для меня все равно самым страшным оставалось попросить роль, а потом «ляпнуться»...
В документальном фильме Эльдара Рязанова, уже после Володиной смерти, я откровенно рассказал, как Любимов в воспитательных целях (Высоцкий часто уезжал за границу к жене) решил ввести меня на главную для Высоцкого роль Гамлета. Кстати, принцем Датским видела меня и Целиковская. Володя, узнав о моих репетициях, сказал:
— Если ты выйдешь на сцену, я в день твоей премьеры уйду в самый плохой московский театр.
Я ответил:
— Зачем идти в плохой? Иди в хороший.
Мой монолог, как водится, порезали при монтаже. Получалось: я — предатель! Фанаты Высоцкого — страшные люди — завалили меня письмами с угрозами облить серной кислотой, сжечь квартиру вместе с моими «щенятами» — детьми, вкладывали в конверты неиспользованные презервативы. Я реально боялся нападения, купил нож, носил в кармане баллончик со слезоточивым газом. Люся тогда сказала: «Если б Володя об этом узнал, сошел бы с ума».
Под «документальным фильмом Эльдара Рязанова» Золотухин имеет в виду программу «Четыре вечера с Владимиром Высоцким», снятую в 1987 году и показанную по ТВ в январе 1988-го, в дни празднования 50-летия поэта.
— Валерий Сергеевич, ну а как же в понятие «бережной дружбы» вписывается известный эпизод с «Гамлетом», когда вы пробовались в спектакле на главную роль, которую уже играл, причем очень хорошо, ваш друг Высоцкий?
— История с моими пробами на роль Гамлета, которого играл Высоцкий, была раздута и довольно предвзято преподнесена Эльдаром Рязановым в его документальном фильме «Четыре вечера с Владимиром Высоцким»... Тогда я сам приехал к режиссеру, поделился, рассказал ему о том предложении Юрия Любимова, а Рязанов разрезал мой монолог, дав его кусками, и перемонтировал, вставив ряд комментариев разных людей.
В результате родилась легенда о моем «предательстве». На самом деле, это всего лишь киномонтаж! Поэтому оправдываться я не хочу. Я устал за столько лет объяснять, как все было... Вы, журналисты, лучше прочих знаете, как можно исказить и преподнести любой материал. Писатель Виктор Астафьев сказал, когда посмотрел этот фильм: «Золотухин здесь единственный честный человек, но и того обокрали!».
Однако дело-то было сделано... 200 миллионов зрителей от меня отвернулись! Я стал получать оскорбительные, хамские письма, иногда полные угроз: мне, мол, выжгут глаза, меня зарежут, моих детей уничтожат...
можно было назвать менее удачные и ценные строки, а вот у Высоцкого — нет! Не моги сказать против него ничего дурного — растерзают! Такое идолопоклонничество было...
«Если ты сыграешь Гамлета — мы больше не друзья!», — заявил Высоцкий Золотухину, поставив, тем самым, вопрос ребром, как у Шекспира: «Быть или не быть?» Но вот в чем вопрос: Валерию тоже хотелось почувствовать себя Принцем Датским!
«Это была очень дорогая для Володи работа, — объясняет ситуацию Валерий Сергеевич. — И, конечно, он ревниво отнесся к нашему невольно возникшему соперничеству. Но Высоцкий много выступал с концертами, гастролировал, поэтому часто отсутствовал на репетициях, ставил под угрозу срыва спектакли. Вот Любимов и принял такое решение: ввести меня в спектакль. Как он сам говорил, это была больше воспитательная по отношению к Высоцкому мера».
Но как бы там ни было...
... Премьера спектакля «Гамлет» состоялась на сцене Театра на Таганке 29 ноября 1971 года. В главной роли блеснул Владимир Высоцкий. Постановка имела оглушительный успех — спектакль ошеломил всех — и зрителей, и критиков!..
— была: «На гастролях в Польше (в мае 1980 года. — А. П.), когда Высоцкий заболел, Любимов предложил мне через два дня, без репетиций, сыграть эту сложнейшую роль. Это было бы творческим самоубийством — и я отказался...»
Так неужели «Гамлет» рассорил верных друзей? Ведь по свидетельствам очевидцев, с начала 70-х годов Золотухин с Высоцким, по сути, становятся чужими друг для друга людьми, их пути — расходятся, и они только изредка обмениваются фразами и лишь иногда — здороваются...
Действительно, по свидетельствам очевидцев, после злополучного, с точки зрения Золотухина, «Гамлета» отношения друзей совсем разладились... Нет, конечно, какие-то — остались: общение, участие в спектаклях, съемках, но до конца дней Владимира Семеновича отношения эти уже были не столь теплыми и доверительными, как в первые годы их знакомства...
Теперь Валерию Сергеевичу уже — ничего не поправить, и остается только вспоминать...
Как-то корреспондент одной из московских газет задала ему такой вопрос: «Чем дальше идет время, тем больше хочется знать деталей и подробностей того времени, о людях... Хочу спросить вас о Владимире Высоцком: действительно ли он был настолько небольшого роста, что в фильме «Интервенция» ему подставляли маленький табурет? Во всяком случае, так рассказывают артисты, которые также снимались в этой картине».
«Интервенция», о Высоцком, как о «гражданине с табуреткой»: «Володя не был такого маленького роста, может, он такой же, как я, или чуть-чуть ниже. Он был прекрасно сложен. У него была жена Людмила Абрамова, а у меня — Нина Шацкая, обе женщины высокие. И когда мы шли куда-то по улице, Володя говорил мне: «Пусть впереди идут». Он стеснялся. Но когда он стал Высоцким и женился на Марине Влади, у него этого комплекса ни в коем разе не было».
О том же — в другом издании: «Высоцкий не просил взять в театр свою жену киноактрису Людмилу Абрамову. Она была выше его ростом, как и моя Нинка, но мне это было «по барабану». А Володя комплексовал, если мы куда-то направлялись вместе, старался не ходить рядом, просил: «Блядь, давай отстанем, а то эти бабы выше нас».
Только при Марине Влади, когда Высоцкий стал тем, кем мы его знаем, невысокий рост перестал его беспокоить».
Или — вот случай, припомненный Валерием Золотухиным. Случай, надо сказать, — весьма поучительный и во многом показательный. В нем — весь поэт: «Владимир Высоцкий однажды спросил меня: «У вас на Алтае 16 центнеров с гектара, вы же в лучшем случае на круг собираете по 12. А план выполняете. Откуда хлеб берете?» Я остолбенел: «Какое тебе дело, думаю, до нашего хлеба, и откуда ты знаешь?» — «Из «Правды». Он, оказывается, читал «Правду», где восемь страниц этих цифр. Отчет! А Володя ее читал с карандашом в руках. И у него не сходилось. Считал, потому что у него болело, страдало, стыдно сказать у меня — человека оттуда — не болело, или так по тем временам. А у него болело, и на разрыв!
Если верить словам гения, что «трещина мира проходит через сердце поэта», то это трещина за алтайский урожай действительно проходила через его сердце. Почему же я не должен верить поэту Высоцкому, что трещина за алтайский урожай действительно проходила через его сердце?..»
— не отставал. Золотухин разъясняет ситуацию по поводу: «Еще классик утверждал, что место артиста в буфете. Да, мы выпиваем, иногда чрезмерно. Случалось такое не только с Высоцким, но и со мной.
Любимов ставил «Жизнь Галилея», Володя играл заглавную роль, я — маленького монаха. Это одна из самых моих любимых работ. Репетиция была назначена на десять утра. Накануне я сильно выпил, но до театра добрел. А монолог у меня огромный, философский, о том, как разрушается вера. Я поднимаюсь по лестнице из-под сцены, замечаю перед собой Высоцкого-Галилея, произношу: «Господин Галилей...» И с ужасом понимаю, что не могу больше вспомнить ни единого слова — в голове черная дыра. Выдвигаюсь на авансцену:
— Юрий Петрович, простите, я не в форме, не могу репетировать, отпустите меня домой.
— Вы соображаете, что несете?! — вскипает он. — Театр отменил выходной день, потому что в час должен состояться прогон спектакля. Возвращайтесь на исходную позицию и начинайте ваш монолог заново.
Снова с трудом преодолеваю ступеньки и снова забываю текст.
— Еще раз! — кричит Любимов.
Все повторяется, но я постепенно двигаюсь дальше и дальше. Видя, как я мучаюсь, Высоцкий с трудом сдерживает слезы. А Любимов, кажется, ничего не замечает:
— Еще раз!
В общем, текст я вспомнил раза с восьмого и прогон сыграл. Делая актерам замечания, Юрий Петрович сказал:
Наиболее точно получилась восьмая картина.
»
Касательно пьянства— продолжим... Каталин Любимова, супруга бывшего главного режиссера Театра на Таганке Ю. П. Любимова, вспоминает (и, одновременно, — обвиняет): «Зная, как трудно Владимиру удержаться от выпивки, некоторые коллеги специально втягивали его в очередное застолье. Вокруг Владимира постоянно крутились Бортник и Золотухин. Высоцкий, «приняв на грудь», поил и кормил всех за свой счет. А стоило кому-нибудь сказать: «Классную тебе Марина куртку из Парижа прислала!» — как Высоцкий тут же снимал вещь: «Нравится? Бери, она мне другую привезет».
Друзья так не поступают... А в данных воспоминаниях как друг поступает только Владимир Высоцкий.
Как уже понял читатель, почти во всех спектаклях Театра на Таганке Золотухин был партнером Высоцкого по сцене. Репетировали они и в постановке романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Любимов по началу назначил нас с Высоцким на роль Ивана Бездомного, но Володя мечтал о Воланде, а я поглядывал в сторону Иешуа. Оба от Ивана отказались...», — вспоминал Валерий Сергеевич.
В конце семидесятых Владимир Семенович уже мог позволить себе роскошь отказываться от ролей в постановках театра, или выбирать их... «Вообще, — вспоминает Валерий Золотухин, — Высоцкий под конец жизни ощущал свой «звездный» статус, и иногда это у него вырывалось. Расскажу вам один случай. Летели мы с ним в самолете. Что-то, не помню, понадобилось ему от стюардессы — не то воды, не то спросить о чем-то. Неважно. Он, наверное, подумал, что она все бросит и прибежит к нему. А она занимается своими делами. Володя снова ее просит. Красавица отшивает его: «Подождите!» Тогда Высоцкий вскипает: «Ты что, сука, охуела?! Не знаешь, с кем разговариваешь?!» Я вжался в кресло от столь неожиданной реакции моего друга и коллеги на поведение и разговоры стюардессы...»
«В 1978 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла автобиографическая книга актера Театра на Таганке Валерия Золотухина «На Исток-речушку, к детству моему». Редактором книги была моя мама. От музыки, а уж тем более подпольных записей «каких- то там бардов» маменька была совершенно далека, поэтому на приглашение Золотухина посетить ночной подпольный концерт Владимира Высоцкого прореагировала в своем репертуаре*. «Еще чего». Зато я, услышав обрывок разговора, устроила настоящую истерику: «Мама, это же Высоцкий, ну, «Девушка, здравствуйте, как вас звать? Тома!» Помнишь? скулила я.
Пожалуйста, пойдем, в школе все умрут от зависти, не хочешь концерт, посидишь в артистическом буфете...» Через полчаса нудного воя мама сдалась. Концерт на афишах заявлен не был и начинался после вечернего спектакля, в 12 ночи. Всю дорогу до театра мама возмущалась, что только полные дураки ходят на концерты ночью. Валерий Золотухин встретил нас у входа и проводил за кулисы. Пока взрослые общались, я на диванчике в холле смотрела телевизор. Рядом со мной сел невысокий невзрачный человек в джинсах и модной дубленой жилетке. До этого момента Высоцкого живьем я никогда видела, в моем представлении такой голос мог принадлежать только довольно крупному мужчине. По телевизору показывали, как «дорогой Леонид Ильич» вручает орден, кажется Дружбы народов, шахматисту Анатолию Карпову. Пока генсек двигал речь, мой сосед по дивану хихикал, смешно копируя Брежнева. Концерт начинался, всех попросили пройти в зал. Мама скрепя сердце тоже решила окультуриться, посмотреть, от чего там «все с ума посходили». Наши места находились рядом со сценой. Погас свет, на сцене появился Высоцкий. «Ты же с ним на диване сидела», скрупулезно подметила мама. Высоцкий запел, и это был уже совсем другой человек: высокий, мощный, абсолютно харизматичный, он сразу взял зал за горло. Высоцкий пел два часа, и на все это время я забыла, как дышать, и все время боялась, что вот-вот у него остановится сердце или порвутся вены на шее, настолько они были напряжены. Зрители не хотели отпускать Высоцкого со сцены и сидели бы до утра, если бы разрешили. На прощание Золотухин потрепал меня по голове со словами: «Детям будешь рассказывать». Как в воду глядел».
«В последние годы наши отношения с Высоцким были бережными, — рассказывает Валерий Сергеевич. — Одно то, что он от меня скрывал, что не один год пользуется наркотиками, о многом говорит. Мы бережно относились друг к другу...»
В том-то все и дело, что — не скрывал! Тут, мягко говоря, — скромничает наш актер! «Бережными отношениями» в последние годы жизни Высоцкого между бывшими друзьями, что называется, — «не пахло»! Их попросту — не было! Потому-то и о наркотиках поэта Золотухин узнал лишь после смерти Высоцкого — из уст главного поставщика «лекарства для Володи» Валерия Янкловича (об этом есть соответствующая запись в дневниках Валерия).
О том, что никого «бережного отношения» между бывшими друзьями и коллегами не было, говорит и близкий товарищ Владимира Высоцкого, его сосед по дому и свидетель последних часов жизни поэта, фотограф Валерий Нисанов: «В последнее время Золотухина Высоцкий терпеть не мог. «Я этому пиздюку сказал: «Если где меня увидишь — обходи стороной!»
А вот еще одно свидетельство явно не в пользу Валерия Золотухина. Вспоминает сын поэта Аркадий Высоцкий: «20- го или 21-го июля 1980 года... Я приехал без звонка-. Отец в очень плохом состоянии... Он прилег. Потом стал делать себе какие-то уколы — на коробках было написано что-то вроде «седуксена»... Он не мог попасть... Все это было ужасно... Ужасно. И настолько отец был тяжелый, что я стал звонить всем, чтобы хоть кто-то пришел!
И я могу вам сказать, что я звонил практически всем. Всем, чьи фамилии я знал. Взял телефонную книжку и звонил. Не помню, что сказали Смехов и Золотухин, но приехать они отказались...»
Между тем, в эти же июльские дни актер делает очередные записи в своем дневнике:
11.07.80 Смерть Олега Николаевича... (Олег Колокольников, актер Театра на Таганке, скончался 10 июля 1980 года. — А. П.) В театре — плохо. Театр — могила.
— в психиатрическую; переругались между собой...
Такое вот «бережное» отношение Золотухина к своему бывшему другу...
Далее процитируем отрывок из книги Валерия Перевозчикова «Правда смертного часа: Владимир Высоцкий, год 1980-й». В отрывке этом Валерий Сергеевич выступил в роли провидца и уже, за несколько дней до его смерти, «похоронил» поэта... «12 июля. Днем — похороны Колокольникова на Митинском кладбище. Народу было немного... По свидетельству А. М. Ефимовича, Золотухин сказал, что следующим будем хоронить Высоцкого...»
Валерий Сергеевич, верный данной Владимиру Высоцкому клятве «всегда сниматься вместе», вспоминает о последнем звонке в квартиру поэта, желании поговорить с ним и обсудить творческие планы на будущее: «Геннадий Полока хотел нас с Володей вновь собрать под своими знаменами в картине «Наше призвание». Песни к фильму должен был написать
Высоцкий. Однако не успел... Я позвонил ему по просьбе Полоки 24 июля. Трубку поднял врач: Володя спал. На следующий день его не стало...»
— «был ответственным за крышку фоба. У меня и документ есть!», — хвалится актер. «Проявил» он себя и на поминках, организованных для самых близких друзей после похорон в квартире поэта. Много говорил, поднимал тосты, предлагал проект памятника, который должен быть установлен на могиле друга и коллеги: «Надо — как у Суворова: «Здесь лежит Высоцкий», на большом камне...»
Пьяные поминальные речи Золотухина понравились отцу поэта, Семену Владимировичу Высоцкому: «Молодец Валерка, хорошо сказал!..»
«После смерти Высоцкого польская газета «Свет социализма» напечатала скорбный некролог, но вместо портрета Высоцкого опубликовала мою фотографию», — с горькой иронией сетует Валерий Золотухин.
Много позже актер признавался в интервью:
— Ну, я, к примеру, до самой Володиной смерти не знал, что он употреблял наркотики. Кто-то думает, что это невнимательность и безразличие с моей стороны... Но я же человек деревенский! Откуда мне знать тогда о таких вещах, как наркомания и ее проявления?.. Высоцкий оберегал меня от всего этого и не допускал в свою тайну.
— А как быть с алкоголем?
— Если мы с ним и выпивали, то крайне редко и умеренно. Когда же его начинало заносить, я старался не участвовать в этих его срывах.
Из дневников актера:
20.09.80, Грозный
Ходили с Валерием Янкловичем на базар. Долго говорили о Володе, о последних периодах. Боже мой, я даже не знал, какая страсть гибельная, болезнь, вернее, неизлечимая опутала его — наркомания... Вот оно что, оказывается. К — что за девица? Любил он ее, оказывается, и два года жизни ей отдал... Ничего не знал... Ничего... Совершенно далек я оказался в последние годы от него...
«Ничего не знал...», «Совершенно далек..» Запоздалое прозрение Валерия Сергеевича Золотухина... Но хотя бы в дневниках ему хватило мужества признаться в своих грехах перед поэтом и отдаленности от него в последние, самые трудные для него годы, месяцы и дни, когда он так нуждался в дружеской поддержке и общении!..
К — это Оксана Афанасьева, последняя любовь Владимира Высоцкого. Поэт звал ее Ксюшей...
Из интервью с Валерием Золотухиным:
— Уточните, правда ли, что Ярмольник женат на женщине, которую безумно любил Высоцкий последние месяцы своей жизни?
— Я думаю, что вы близки к правде, но когда человека нет в живых, очень трудно не оскорбить Марину или Оксану этими уточнениями...
«Прерванный полет» с дарственной надписью, но я к ней не прикоснулся. И никогда не буду ее читать, так как имею свое мнение о Высоцком. Тем более Влади утверждает, что книга о Володе — беллетристика, а меня не интересуют художественные произведения о Высоцком. Я слишком хорошо его знал...
Выходит — не слишком хорошо знал, потому что о существовании Оксаны в его жизни узнал только после смерти поэта! А теперь, со знанием дела, Валерий Сергеевич подтверждает на всю страну, кто чьей женой является. Право, не очень солидно это как-то для большого артиста и друга... Ей- Богу — несолидно!..
В актерских кругах до сих пор любят поговорить о том, что Золотухин якобы всегда завидовал Высоцкому. Конечно, это — глупости. И актер «популярно объясняет для невежд»: «Сейчас публика не понимает расклада сил того времени. В 72-м году вышел «Бумбараш», в 73-м в «Юности» напечатали мою повесть, которая имела колоссальный резонанс. Высоцкий, кстати, ее тоже ценил. В 76-м появились мои «Дребезги». Я был самодостаточен и популярен. Говорить о том, что я кому-то завидовал, — смешно. Это чушь собачья — полная! Какая зависть?..»
В другой беседе с журналистом Валерий Сергеевич несколько по-иному отвечает на вопрос о собственной зависти к славе и известности поэта: «Меня как-то спросили: «Правда ли, что вы завидывали Высоцкому чистой завистью?» Я ответил не столько остроумно, сколько искренне: «Да. Я завидовал Высоцкому, но не чистой, а самой черной завистью, какая только бывает. Я, может быть, так самому Пушкину не завидую». Все прицепились к первой части фразы, проигнорировав вторую, более важную. Мы 16 лет проработали вместе, и я могу сказать, что Высоцкий был из тех великих, которые внушают тебе, что и ты можешь стать великим. В этом смысле он повлиял на меня. Помню, на съемках «Маленьких трагедий», где я играл Моцарта, Володя приходил на площадку, очень переживал за меня. Я снимался вместе со Смоктуновским, с которым были отношения... Ну, я не буду говорить... Володя тогда говорил мне: «Что ты играешь молодого Смоктуновского? Играй себя, молодого Золотухина». Повлияло на меня и поэтическое творчество Высоцкого. Оно впрыскивает какой-то допинг действия. Не зря же первые космонавты брали с собой его записи...»
Спустя более 30 лет, прошедших со дня ухода из жизни Владимира Высоцкого, его коллега Валерий Золотухин более трезво и спокойно дает оценку человеческим качествам поэта. Время сорвало пену, и из уст актера изреклось отфильтрованное, выдержанное мнение, которое уже может претендовать на истину: «Он стал звездой, но у него не портился характер от этого. Он оставался самим собой. Ведь что такое звезда? Ее создает наше окружение. И когда при мне, например, Анатолию Дмитриевичу Папанову говорили: «Скажи «ну, погоди!» — он зверел. А я бы, окажись на его месте, убил. К Высоцкому так же фамильярно обращались, цеплялись, и тогда это переходило у него в другое качество — он резко отвечал. На что хамы тут же злились: «Ну ты зазнался!»
— Я не мог завидовать Высоцкому в профессиональном отношении, потому что моя слава, как и слава Сальери, при жизни была выше славы Высоцкого. Его еще нигде не публиковали, а у меня уже вышла первая повесть в журнале, я играл разные роли в театре... Да и потом, как нас сравнивать? Я же актер. А он — великий поэт! С таким же успехом я мог бы завидовать и Пушкину!
— Стоп! Владимир Семенович не только поэтом был, если вы с ним в одном театре играли...
— И в театре я ему тоже не завидовал. Это исключено. Мы не были с ним соперниками в своем ремесле. Чепуха это полная! Актеров таких, каким был Высоцкий (ну давайте рассудим справедливо!), много. Рядом с Володей работали Олег Даль, Юрий Богатырев, Павел Луспекаев... Не чета нам с Высоцким были артисты! Поэтому не надо, как говорится... (Нервничает). Мы же все запомнили Высоцкого прежде всего поэтом и исполнителем своих песен. Мало ли кто кем был по профессии. Булгаков, например, врач... и Чехов тоже. Но врачи и получше были и есть, а писателей таких, как Чехов, днем с огнем не найти.
Из дневников В. С. Золотухина:
Володя! Владимир! Владимир Семенович! Спасибо тебе, что случился ты в судьбе моей, в жизни нашей... Вся моя жизнь после твоего ухода освящена твоим именем, тем, что рядом был много лет я с тобой, что выпала мне честь ругаться, соперничать и любить тебя... Господи! Благодарю Тебя за то, что судьба взяла меня за руку и перевела из «Моссовета» на «Таганку». Ведь только Ты, Господи, сделал это для меня...
В завершении главы предлагаем ознакомиться читателю с интервью самого Валерия Сергеевича в газете «Завтра», данного им литературному критику Владимиру Бондаренко.
ВАЛЕРИЙ ЗОЛОТУХИН: «ОН БЫЛ ПОЭТ!»
Владимир Бондаренко: Валерий, как ты думаешь, сегодня, спустя многие годы после смерти Владимира Высоцкого, можешь ты сказать, чем он ценен, что осталось навсегда от Высоцкого в русской литературе, в русской культуре?
«Высоцкий» несколько раз в месяц, то для нас осталось все, что заложено в спектакле. Ну, прежде всего, конечно, лучшие его песни: «Охота на волков», «Протопи ты мне баньку по-белому», «Я из дела ушел», все военные песни и так далее — мы их поем постоянно. И поэтому такого строгого отбора я не производил, такого однозначного ответа у меня нет. Я не сторонний наблюдатель и не тонкий эстет, который берет в руки книжку и выбирает свои любимые произведения. Я понимаю твой вопрос, он естествен, и, конечно, ценители поэзии составляют сборники из лучших стихотворений... Но для меня он до сих пор весь звучит. Так что от наследия Владимира Высоцкого для меня лично остается достаточно много. Не все, конечно. Там же восемьсот песен. Надоест перечислять. И в этом смысле я не такой уж знаток творчества Владимира Высоцкого. Ну а лучшим для меня является... наверное, баллада «Час зачатья я помню не точно...»
В. Б.: Во всем мире есть элитарная, массовая, а есть народная культура. И существуют художники, которые вбирают в себя все, все три культуры или элементы той или иной культуры. Можно ли назвать Владимира Высоцкого народным поэтом сегодня? Вращаясь в избранном кругу, он неизбежно как бы всегда опускался и до народа, потому что писал всегда для всех сразу, старался быть осознанно ниже избранного круга. Добился ли он своего? Стал ли он не эстрадным, а народным поэтом, как Сергей Есенин или Николай Рубцов?
В. З.: Ответ на этот вопрос еще впереди. Двадцать лет — еще не срок для точного определения его места в культуре. Скажем, Сергей Есенин стал по-настоящему народным поэтом в пятидесятые годы, когда после долгого запрета вернулись его стихи. Путаница еще и в том, что постоянно идут фильмы с участием Высоцкого, постоянно звучит его голос, он как бы не ушел еще со сцены, чтобы определить его место на полке классиков. Нас все время будоражат им, в том числе и скандалами вокруг его имени. Ты же, Володя, говоришь о временном отстое, о том, что познается в истинном размере, а как это определить, когда и бульварная пресса, и масса малознакомых тусовщиков постоянно пишут о нем, делают себе имя на нем? Я сам думаю, что он принадлежит к народным русским поэтам. В судьбе своей он схож с Сергеем Есениным.
В. Б.: Только вместо Айседоры Дункан у Высоцкого Марина Влади, тоже такой достаточно привычный для России выверт.
В. 3.: Вот посмотри, Александр Твардовский — народный русский поэт, как мне кажется, по духу своему. Но кроме «Василия Теркина», многие люди почти не знают его стихов. Прекрасные его стихи знают сегодня лишь знатоки.
Для тебя, Валерий, Владимир Высоцкий, прежде всего актер, певец, бард или поэт? Или все вместе? Этакое неотделимое явление сразу нескольких искусств?
В. 3.: Для меня никогда не стояло такого вопроса. Прежде всего, Владимир Высоцкий — поэт. Во-первых, во-вторых и в-третьих. А потом уже все остальное. Я тут не согласен со многими и решительно. У нас много певцов, много сочинителей текстов, бардов. Много талантливых актеров. Не менее талантливых, чем Владимир Высоцкий. И все с гитарами. И песни поют на всех углах. А Владимир Высоцкий — поэт. И он выше их всех. И они все это знают. Это уникальный случай, когда песни пел — и пел талантливо — талантливейший поэт. Он же был крайне придирчив к своему слову. Жаль, ему самому не досталось составить своего собственного избранного. Он отвечал за свое слово. Но он был в таком окружении... Ведь это мы потом поняли, в каком окружении он находился. У него даже было несколько кругов окружения. Один — это Вознесенский, Ахмадулина, Бродский, Слуцкий. Другой круг — актеры. Третий круг. Четвертый круг. И все его считали своим. Но при этом все его слегка недооценивали... А я же знаю, как он работал над стихом. Для него каждая удачная рифма была событием. Он часами пел одну и ту же песню почти без слов, подбирая слова. Поэтическая метафора имела для него гигантское значение. Конечно, он — поэт. Актеров таких, как он, Господи меня прости, но их много. А он — уникален. Не будем сравнивать уровни, но был же нормальный актер Шекспир, и были его пьесы...
В. Б.: Почему так рвался Владимир Высоцкий Гамлета сыграть? Это для него не просто хорошая роль, о которой мечтает каждый актер. Это на самом деле — судьба его жизни. Но он нервом воспаленным чувствовал: это судьба всей той эпохи безвременья. Мы все были в те годы Гамлетами, как выразился Анатолий Курчаткин — «Гамлетами без шпаги». Он был герой негероического времени. И об этом писал. И потому его слушала вся Россия, что тоже тосковала об ушедшем героизме. Как он воспринимал свое время?
В. 3.: Он все-таки играл на протяжении многих лет. И он менялся. Даже в роли Гамлета он был разным. Я приведу гениальное высказывание Григория Козинцева: «Я не увидел в его исполнении ни одной ошибки. Просто время стало другим. Времени шестидесятых годов, не американских, не французских, а наших шестидесятых годов, времени надежд нужен был Гамлет Иннокентия Михайловича Смоктуновского, который наконец-то появился таким тонким рыцарем мечты в рабоче-крестьянской России. А в семидесятые годы этот Гамлет не годился для решения наших проблем. Нужен был Гамлет Высоцкого...» Это же вообще загадочная фигура, каждое время играет по-разному. Каждое общество формулирует по- своему. Каждый театр по-своему расшифровывает для зрителя. И вот в семидесятые годы нужен был Гамлет такой крепкий, горластый, надежный, как Владимир Высоцкий.
В. Б.: Я с тобой, Валерий, полностью солидарен. Владимир Высоцкий — прежде всего поэт. Большинство его фильмов уже сегодня никого поразить не могут. Пленки с записью актерской игры нужны лишь специалистам. А он поэт со своей мелодикой. Потому он так безнадежно и рвался к поэтам. Потому и хотел уйти из театра, из кино, как его друг Василий Шукшин, и работать только самостоятельно, но не успел... Он же признавался, что театр вообще ему надоел. Не Таганка. А актерство как таковое. Оно ему уже мешало. Он не хотел быть чужим исполнителем, когда сам был переполнен неосуществленными замыслами. Недаром он в конце жизни и в песнях своих стал меняться. Он уже писал не от имени фронтовиков или спортсменов, а от своего имени, от себя, от судьбы своего поколения... Радости было уже мало. А народный поэт — это все же всегда и радостный поэт... Но почему так презрительно воспринимали его стихи окружавшие его поэты? Никто же не помог напечататься. Кто мешал Евтушенко или другим составителям «Дня поэзии» опубликовать там его стихи? Оставим пока в стороне проблему власти, куда деться от проблемы зависти и злого неприятия его «стишат» его же элитарными друзьями? На этот вопрос за двадцать лет пока что никто не пожелал ответить, во всем винят лишь «империю зла»... Что думали и думают сегодня по этому поводу былые главные редакторы так называемых либеральных журналов и газет?
который невозможно было прорваться. У них был свой внутриредакторский, никем не оформленный документально лит...
В. Б.: Сейчас, составляя свою книгу «Дети 1937 года», я как-то обратил внимание, что, кроме всей партноменклатуры и гэбэшных структур, в самой придворной элите шестидесятничества, куда входили все эти знаменитости, от Евтушенко до Олега Ефремова, было некое пренебрежительное отношение и к Вампилову, и к Венечке Ерофееву, и к Высоцкому. Они позволяли себе опускаться до них, пить с ними, но они не хотели жить их жизнью, они боялись их внутренней свободы. Почему они так быстро забыли про Геннадия Шпаликова и не спешили с публикацией его текстов? Там-то уж цензуре совсем делать нечего было... я гарантирую, все лучшие песни Владимира Высоцкого можно было опубликовать при его жизни, пожелай того его элитарные друзья. Это же не «Архипелаг ГУЛАГ»... А ведь Высоцкий страшно комплексовал из-за этого элитарного презрения элитарных поэтов. Для того же Евтушенко он никогда не был поэтом. Скорее, его признал Иосиф Бродский. Кто расскажет историю неудачной попытки его вступления в Союз писателей? Кто давал рекомендации ему в Союз?
— это все мешало увидеть в нем истинного поэта даже многим его друзьям. Я ведь не в такой мере, но это и на себе испытал. Популярных людей вообще не любят и не любили. И так во всем мире. Завидуют... Мол, кто он такой? Подумаешь, Высоцкий, а еще и в поэты лезет... я знал, что подборки стихов носились по просьбе его друзей в журналы. Но он особо и не надеялся.
В. Б.: А что еще мешало Владимиру Высоцкому в жизни? Вот Высоцкий и его демоны, они где? Внутри него самого? В его ближайшем окружении? Среди его женщин? Что способствовало его разрушению? Не было ли его внутренней драмой то, что, с одной стороны, он писал простым языком для самых простых людей. Его знали в самых глухих деревушках, где слыхом не слыхивали ни о каких Вознесенских и Бродских, Межировых и Слуцких. А при этом его самого тянуло именно в их среду, тянуло к избранничеству. Получается — свой среди чужих, чужой среди своих. Его окружение крайне далеко от героев его поэзии...
В. 3.: Это вопрос сложный, я думаю, что тут не надо искать особого демонизма. Есть условия игры. Он жил в определенном замкнутом мире театра. И только вырывался он к летчикам или шахтерам на неделю-другую, как все-таки в чужой для него мир. Он как актер все впитывал в себя, а потом использовал в своей поэзии. И потом, Володя, пойми, даже и вне театра у него был кинематографический круг. Он все время хотел быть суперменом на экране. Эти амбиции всегда были у него. И он никогда не смог бы жить просто в деревне. Он жил в деревне, когда это надо было по роли, когда шли съемки. Его среда никогда не могла бы привести его к Анатолию Передрееву или к Николаю Рубцову. Что могло его связывать с Рубцовым, кроме космического какого-то видения? Они нигде не могли пересекаться. О поэзии ведь Владимир никогда не разговаривал. Он с поэзией был деликатен, как с женщиной. Я, например, никогда в жизни не слышал от него разговоров о поэзии. Я могу забыть, но я нигде у него не читал и никогда от него не слышал определения, что «я — поэт». Уже после смерти, когда вышли его какие-то дневниковые записи, высказывания, я понял, что он про себя думал, понял, что он чувствовал себя, прежде всего, поэтом. Он знал про себя, кто он такой, но никогда не проговаривался об этом ни в театре, ни в кинематографическом мире. И там его никто за поэта не держал. Запомните, его мир — это шумиха вокруг премьер, кинематограф, женщины, Марина Влади. Это совсем другой мир, чем у писателей-деревенщиков. Конечно, его засасывало все это: гитары, цыгане... Он все-таки был богемным человеком. И вся эта пена шла за ним. Была в нем.
разгадки, искать врагов внешних. Мол, вот друг Золотухин сам хотел сыграть Гамлета, и это помешало Высоцкому. Это все собачья муть. Он играл всегда то, что хотел играть. Просто он жил, как перегретый котел, который с неизбежностью должен был взорваться. Это самое последнее дело — искать теперь его разрушителей. Его спаивателей. Его собутыльников... Он шел на это сознательно, он неизбежно шел к этому. Ученые сегодня пишут, что если, к примеру, человек с детства мечтает о веревке, то он повесится обязательно. Есть же на самом деле судьба у человека, от которбй не уйти. Мы можем находить конкретного виновника последних дней, но не было бы его — было бы что-то чуть позже, с другим, я повторяю: минуя всякую грязь, есть своя заложенная судьба у Пушкина, Есенина, Высоцкого...
В. Б.: Интересно, почему так много подобных мистических судеб, таких роковых свершений у детей 1937 года? Тут и Шпаликов, и Вампилов, и Примеров, и Венедикт Ерофеев, и сам Владимир Высоцкий. Какое-то горящее поколение. Нет же ни одного примера у их старших собратьев, от Аксенова до Евтушенко, все эти шестидесятники живут себе и живут... Но вернемся к Владимиру Высоцкому. Специалисты уже делят раннего Высоцкого, позднего Высоцкого. Аты сам считаешь, что было его вершиной? Была ли у него своя «болдинская осень»? Какие годы были наиболее творческими?
В. 3.: Я боюсь всегда выступать в роли специалиста. Это легче нынче по компьютеру определить. Думаю, что период с 1967 года — период его жизни с Мариной Влади — все же был у него высшим периодом.
В. Б.: Аты не обратил внимания — сначала у Владимира Высоцкого было много песен-ролей, когда он как бы играл судьбы других — фронтовиков, заключенных, ментов, моряков, спортсменов. Может быть, ему было тогда легче и жить. Он горел, он пел искренне, но — играя роль не только на сцене, но и в песнях. А в последние годы он все больше писал от себя, уже не отстранялся от судьбы, от своей роли. Отказавшись от актерства в своих стихах, он становился поэтом по сути своей, отвечая за каждое слово. Кстати, эти-то стихи и песни не были самыми популярными, с ними он бы никогда не приобрел такой славы, какая была у него. Их меньше исполняли по радио, их меньше записывали на магнитофон. Да, он искренне вживался в роль фронтовика или блатного, но потом, после концерта, спектакля, кинофильма — выходил из этой роли. Айз роли самого себя уже не выйдешь. Это не обязательно его лучшие песни, может, даже наоборот, но это уже предельная, трагическая, недопустимая для жизни самоотдача.
«Лицом к лицу лица не увидать». Я не могу так его делить на периоды и циклы. Где он играл, а где был сам собой. Это уже пусть специалисты разбираются. Просто была такая судьба, это точно. Ведь до сих пор нету дня, чтобы эта тема его судьбы ни возникала где-то в печати или по телевидению уже 20 лет. И я заметил в этом дурное... Чем больше начинаешь вспоминать, тем больше начинаешь врать. Память имеет такое свойство, что она начинает вибрировать в зависимости и от моды, и от интервьюера, и от смены эпох. И ты начинаешь в чем-нибудь химичить. А это попадает на страницы и становится фактом, на который ссылаются историки. Твое вранье становится существующим на самом деле.
В. Б.: Тем дневники и отличаются от мемуаров и воспоминаний (если только ты сам не придумываешь эти дневники спустя десятилетия и не переписываешь их), что они идут от реальной жизни, даже их несоответствие истине соответствует твоему реальному отношению к этой истине. А с мемуарами и многочисленными интервью — тут ты абсолютно прав, всегда историку надо обращаться осторожно... Ведь меняется за десятилетия и сам человек Вот, скажем, и еще один вопрос — кем был Владимир Высоцкий для тебя в те, 70-е годы, и кем он является для тебя сегодня? Тогда был ближайший друг, соратник и одновременно соперник на сцене. А теперь?
В. З.: Из-за нескольких озабоченных собой людей укоренилась абсолютная ложь. Никогда Высоцкий мне соперником не был. Я даже в одной телепередаче спросил — мог ли завидовать Золотухин Высоцкому при жизни? И большинство ответило, что мог бы... Не мог... Не был я Сальери при Моцарте. Я еще когда играл в «Моцарте и Сальери», стал сам обдумывать эту проблему сальеризма. Меня на это навел Эдвард Радзинский, который и назвал меня Сальери... Но при жизни Высоцкого мы так были различны по актерским работам, были разъединены и по славе. Мне своей хватало с избытком. Меня узнавали на улице. А его нет. Он сам на меня обижался поначалу, но так, не всерьез. Во времена нашей дружбы я был даже более популярен по актерским работам. А то, что он что-то поет, тогда же еще мало кто знал. Сегодня задним числом все путают. Пели уже его песни, а его самого и не знали. Так бывает. И потом, тогда многих авторов пели, я и завидовать ему не мог. У меня вообще этого качества нет. Дело в том, что Сальери при жизни был популярнее Моцарта. Музыка Сальери повсюду исполнялась — Моцарт не исполнялся. Его оперы на сцене имели громаднейший успех — а «Дон Жуан» Моцарта провалился с треском. Но загадка заключается в том, что когда умирает Моцарт и его музыка начинает жить, обретать славу, только тогда Сальери понимает, кто такой Моцарт. И только тогда возникает комплекс сальеризма. И вот тогда-то Сальери и начинает мучаться. Я, во всяком случае, так играю эту роль. И тогда людям кажется, что не мог Сальери не завидовать Моцарту. Люди забыли, что сами узнали о Моцарте недавно, забыли, как восторгались Сальери. Вот так сегодня и со мной у разгоряченных сторонников Высоцкого, упрекающих в чем- то меня. Они же не знают нашу общую жизнь того начального времени. В то время моя зависть к Высоцкому была невозможна. Да и многих других актеров...
В. Б.: Может быть, также в то время, похлопывая по плечу и всерьез не воспринимая, искренне не видели в нем поэта и его элитарные друзья? Они искренне не понимали, как и зачем такое печатать? Поет себе и поет... Мало ли в компаниях пели тогда с гитарой? А когда разобрались, поздно уже было, и началась ложь воспоминаний? Но уйдем от этой проблемы зависти и соперничества. Поговорим о простой мужской дружбе. Кто, по-твоему, был по-настоящему близким другом Владимира Высоцкого? Как когда-то тысячи людей несли бревно с Лениным, так сейчас тысячи людей — якобы близкие друзья Высоцкого. То, что ты был ближайшим другом, зафиксировано в самой анкете Высоцкого, от нее никуда не денешься. Многие бы рады были сжечь эту анкету, там и песня любимая «Вставай, страна огромная...», там и художник любимый — какой-то передвижник Куинджи, нет, чтобы Модильяни или Пикассо, там и единственный близкий друг — это Золотухин...
— не знаю. Я знаю про Вадима Туманова, но какую роль он играл — я тоже не знаю. Например, называют Тарковского другом. Он сам называет Василия Шукшина. А у меня он сам спрашивал — а кто такой Шукшин? Что за писатель? Тут есть тоже смещение. Тоже какая-то игра, какая-то роль Высоцкого. Он же знал, кто такой в кино Андрей Тарковский, кто такой в прозе Василий Шукшин, и их назвать своими друзьями почетно... Вот он этого Шемякина называет другом. Я вообще иногда не понимаю: а что же
написала прекрасную книгу о Высоцком. Ну а что касается тех поэтов — Вознесенского, Евтушенко, Рождественского, была ли у них зависть к популярности народной у Высоцкого? Не знаю. Я думаю, они как бы считались в иной весовой категории. Я бы назвал это простительной человеческой слабостью. Повторяю— все-таки тогда он находился в другой весовой категории. Они могли сто оправдывать: певец, бард, но в сонм поэтов не пускать... Важен всегда итог. Поразила-то не смерть Высоцкого — поразили его похороны. Народные похороны. Вот после этого и сменилась вся сетка координат. Стали переделывать жизнь под новое понимание, мифологизировать свои отношения с Высоцким. Тем более что Володя сам был не чужд мифотворчеству. Он тоже сочинял свою жизнь. Он тянулся то к одному, то к другому. То он тянулся к крестьянству и спрашивал меня про деревенскую жизнь, то тянулся к военным. Всегда как-то бережно относился к фронтовикам. В последнее время, в последний период жизни он стал тянуться к людям как бы иного масштаба. Может быть, ему казалось, что он из масштаба нашего театра, вообще театра, уже вышел. Ему нужен был другой ряд писателей, художников, поэтов. Помню, он говорил про роман Валентина Распутина «Живи и помни», про «Плотницкие рассказы» Белова. Да у нас же в театре свои были «деревенщики» — он ими тоже был увлечен: Федор Абрамов, Борис Можаев... А кстати, Валентин Распутин и Василий Белов не шли в наш театр. Я не назову их нетеатральными людьми, я же был во МХАТе на «Матере» по Распутину. Белов и сам пьесы пишет. А вот на спектаклях Высоцкого я их не помню. Что- то им мешало. А вот на «Шарашку» по Солженицыну Валентин Распутин пришел на премьеру. Я понимаю, что пришел он с определенной миссией, которую он и выполнил. Это было связано с юбилеем Солженицына... Может, он впервые и был у нас. Хотя, повторяю, Высоцкий его ценил. В Париже Высоцкий потянулся к Шемякину, к его живописи, стал читать Иосифа Бродского и был обрадован мнением этого поэта о нем. Да, несомненно, он шел к концу жизни просто в литературу.