Печатается с разрешения автора
Дата публикации – 16.06.2005 г.
Оригинал статьи расположен по адресу:
Эрнст Иосифович НЕИЗВЕСТНЫЙ
М. Ц. – Эрнст Иосифович, когда состоялось Ваше знакомство с Высоцким?
– Мы познакомились при организации Театра на Таганке, потому что я там был бессменным членом общественного совета.
М. Ц. – Значит, можно сказать, что Вы присутствовали при рождении Высоцкого-актёра и Высоцкого-поэта. Какое впечатление он произвёл на Вас в те годы?
– Честно говоря, я уже плохо помню. В начале творчества он не казался мне экстраординарным явлением. Высоцкий относился ко мне, как к старшему, да я и был старше. Песни он только начинал тогда писать, а я был один из авторов песен, которые пела вся Москва, и Высоцкий это знал.
М. Ц. – Я никогда не слышал, что Вы писали песни. Расскажите, пожалуйста, об этом.
– Ну, я не один писал. Нас было четыре человека – Лёша Охрименко, Сергей Кристи, Владимир Шрейберг и я. Это такие песни, как, например, "Великий русский писатель Лев Николаич Толстой...", "Отелло, мавр венецианский...", "Выходит Гамлет с пистолетом...", "Я был батальонный разведчик..." и многое ещё другое, чего никто не знает.
М. Ц. – "Я был батальонный разведчик..." исполнялась Высоцким, остались фонограммы. Эта песня так и задумывалась – как стилизация под солдатскую?
Э. Н. – Да это всё стилизации! Вы должны понять одну вещь. Дело в том, что то, что называется соц-арт, – явление одновременно новое и очень старое. Скажем, в Древнем Риме за гробом императора шёл шут в императорском одеянии и пародировал его движения. В Средние Века были антилитургии, и так далее. Таким образом в официальную форму вкладывалось неофициальное содержание.
– для нас они были равны в том смысле, что они были авторитетами, которые мы были обязаны уважать, – писали эти перевёртыши. При этом надо заметить, что эти люди вовсе не заслуживают надругания, как, впрочем, и римский император. По существу, это было начало соц-арта.
"Раешник" Шостаковича – это соц-арт, или моё надгробие Хрущёва – это тоже соц-арт: берётся официальная форма и в неё вливается противоположное содержание. Как, например, берут портрет Ленина – и тут же надпись: "Пейте Кока-Кола!" Поэтому соц-арт не придуман Комаром и Меламедом, как говорят, – ими придумано название.
Нам не приходило в голову, когда мы писали эти песни, – которые нищие, кстати, пели всерьёз, думая, что это серьёзные песни, – что это было начало соц-арта.
Так вот, возвращаясь к Высоцкому, надо сказать, что в те годы мы не сближались. Потом, со временем, грань была стёрта, мы даже перешли на "ты".
Я не могу сказать, что мы были с ним закадычными друзьями, но мы были очень близки, часто встречались. По-настоящему я оценил его позднее, когда начались его зрелые песни. Ведь в самом начале он пел даже не свои, а чужие вещи.
– А Вам известна история создания каких-нибудь песен Высоцкого?
Э. Н. – Я могу сказать Вам, что песня "Нет острых ощущений – всё старьё, гнильё и хлам..." была посвящена мне. Она была написана после того, как я рассказал Володе о том, как я лежал в госпитале весь загипсованный. Когда гипс с меня сняли, то я, вместо того, чтобы обрадоваться, ощутил себя несчастным, как черепаха без панциря. Володя расхохотался и через некоторое время принёс мне это стихотворение.
– Вы регулярно встречались с Высоцким до Вашего отъезда?
Э. Н. – Ну, в театре мы действительно виделись регулярно, а так... Знаете, я ведь вообще ни с кем регулярно не встречался, в основном, сидел у себя в мастерской. Если кто ко мне приходил – я был рад, а сам редко куда выходил. Володя ко мне захаживал. Не могу сказать, что он был моим ближайшим другом, но разговаривали мы всегда очень откровенно.
– Каковы были пристрастия Высоцкого в изобразительном искусстве? Или он этим не интересовался?
– Ну, почему же? Ярко выраженного интереса я у него, действительно, не замечал, но он дружил с Шемякиным, – вероятно, тот ему нравился и как художник. Это было позднее, когда Высоцкий стал ездить за границу, а в Москве он часто бывал у меня в студии, ему нравилось то, что я делаю. Мне кажется, что его пристрастия в живописи, в принципе, соответствовали шестидесятым годам. Он как бы ощущал себя в едином потоке с художниками-"шестидесятниками".
М. Ц. – После Вашего отъезда из России вы встречались с Высоцким за границей?
Э. Н. – Мы встретились в Нью-Йорке зимой 1979-го года, когда Володя приехал в Америку на гастроли.
– величайший человек, и его ничто не унижает.
Я очень не люблю снижающего искусствоведения, когда, например, человек считает себя равным Пушкину, потому что у него гонорея, и у Пушкина была гонорея. Я на это всегда говорю, что у Пушкина, если и была гонорея, то пушкинская, а у тебя – твоя. И это несравнимо. Поэтому мы можем сказать, что недостатки Высоцкого есть продолжения его достоинств. Без этого размаха, широты и, я бы сказал, беспредельности души не было бы всех его качеств, поэтому его ничто не унижает.
"зашит". Когда он пришёл ко мне в мастерскую, у меня были мои студенты, один из которых покуривал марихуану. В этом не было ничего особенного, в те времена в Америке марихуану курили на каждом углу.
Володя отказался от предложения выпить, и сделал пару затяжек марихуаны. Внезапно он впал в форменное безумие – лез драться, срывал с себя одежду. Мы его еле удерживали, потом посадили под душ. Я просто не знал, что делать. Потом кто-то вызвал знакомого врача, тот Володю увёз. После того случая мы разговаривали по телефону, но больше я Володю не видел.
– Мне рассказывали, что у Высоцкого были планы переезда в Нью-Йорк. Он не говорил Вам об этом?
Э. Н. – Нет, об этом разговора не было. Мы с ним обсуждали одну вещь, которую хотели совместно сделать. Я тогда собирался поставить спектакль "Преступление и наказание" с Нуриевым в главной роли. Когда Володя об этом узнал, он очень ревниво заметил, что мог бы и сам сыграть. Этот план мы очень серьёзно обсуждали тогда. Да, он мог бы сыграть Раскольникова.
М. Ц. – В 1982-м году в интервью для фильма "Пророков нет в Отечестве своём" Вы говорили о большой роли Высоцкого в русской культуре. За истекшие годы не изменилось ли Ваше мнение о значении Высоцкого для России?
– Нет, не изменилось. Более того, я полагаю, что Высоцкий занимает ещё более высокое место в русской культуре, чем я тогда полагал.
– явление очень значительное. Он намного выходит за рамки того круга метафор и определений, которые ему приписывают. Я считаю, что если бы не было науки социологии, то только по Высоцкому можно было бы изучать состояние общества того времени почти во всех социальных средах.
20.11.1995 г. и 21.01.1997 г.
Беседу вёл Марк Цыбульский (США)
(Copyright © 2005)
НЕИЗВЕСТНЫЙ, Эрнст Иосифович. Скульптор, художник, график. Родился 9 апреля 1925 г. в Екатеринбурге. До 1942 г. посещал в Свердловске школу для художественно одарённых детей. В 1943 г. окончил военную школу в Кушке. Перед самым окончанием войны был тяжело ранен в Австрии, объявлен мёртвым и посмертно награждён орденом Красной Звезды. В 1945-46 гг. преподавал рисование в Суворовском училище в Свердловске. Закончил Академию Художеств в Риге, Московский художественный институт им. В. И. Сурикова, учился на философском факультете МГУ. Лауреат премий IV Международного фестиваля молодёжи и студентов в Москве, победитель всесоюзного конкурса на создание монумента Победы в Великой Отечественной войне. Автор крупных монументальных скульптурных композиций, в том числе – памятника Дружбы народов ("Цветок лотоса") на Асуанской плотине в Египте (1971), декоративных рельефов для Института электроники в Зеленограде (1974) и здания ЦК КП Туркмении в Ашхабаде (1975).
В 1976 г. эмигрировал в Швейцарию, в 1977 г. переехал в США, в Нью-Йорк. По его проектам были сооружены мемориал жертвам ГУЛАГа в Магадане (1996), композиция "Возрождение" в Москве (2000). В 2003 г. подарил свой монумент "Память шахтёрам Кузбасса" городу Кемерово и Кузбассу. Последняя по времени монументальная работа – "Древо жизни" – открыта в октябре 2004 г. в Москве, в атриуме торгово-пешеходного моста "Багратион".
– профессор гуманитарных наук Орегонского университета. Член Шведской Королевской Академии наук, Европейской Академии искусств, наук и гуманистики в Париже, Академии искусств и наук в Нью-Йорке. Лауреат Государственной премии РФ (1996). Живёт и работает в Нью-Йорке, преподаёт в Колумбийском и Гарвардском университетах.