Концерт
Места в округе были живописные. А если учесть, что неподалеку уцелели развалины старинного дворца, то можно было смело сказать натура для съемок фильма "Маленькие трагедии"" режиссера М. Швейцера художником выбрана идеальная.
Владимир Семенович Высоцкий в этих сценах был занят немного, но, зная о его сверхнасыщенной работе в театре, снимали быстро, и удалось вдвое перекрыть норму. Оставалась крошечная сценка, проход на общем плане среди дворцовых развалин.
Съемка должна была быть режимной, часика в четыре утра, так что в Москву решили не возвращаться и заночевать здесь.
В группе объявили перерыв. Разгримировавшись и переодевшись, актеры потянулись к поселковой столовой, которую специально для нас разрешили не закрывать еще часик-другой.
Под ночлег отвели нам одноэтажное строение барачного типа - общежитие школы механизаторов, учащиеся которой выехали на летнюю практику.
Я заглянула в приоткрытую дверь маленькой комнатенки: скинув туфли, Володя лежал с закрытыми глазами поверх байкового одеяла.
- Пойдемте ужинать - столовую закроют.
Он улыбнулся, не открывая глаз, попросил:
- Прихвати мне чего-нибудь...
- А где Высоцкий? - спросили меня в столовой.
- Устал, отдыхает... Вот, отнесу ему,- ответила я, складывая со столика в пакет кефир, бутерброды.
- Конечно, устанешь... В Казани, говорят, по пять концертов в день - оттого и хрипеть стал, надорвался,- неодобрительно заметил за соседним столиком здоровяк своему щуплому соседу в очках.
- Может, под фонограмму? - усомнился щуплый.
- Живьем,- отрезал здоровяк и добавил: - Чудак он, ей-богу, всех денег не заработаешь, а надорваться - раз плюнуть.
- Да уж, любит денежку, что и говорить... - поддержал третий прежде молчавший.
Подходя к общежитию, я заметила на полянке перед домом группу парней и девчат - на вид старшеклассников. Они о чем-то оживленно спорили, а задев меня, умолкли вмиг и, когда я поравнялась с ними, меня остановили:
- Скажите, пожалуйста, как бы с ним увидеться... поговорить... Он еще отдыхает, да?
Владимир Семенович очень устал, ребята,- ответила я. - Наверное, ничего не выйдет. Как-нибудь в другой раз.
У самого порога я обернулась: ребята не расходились - молча глядели вслед, ожидая, наверное, что я передумаю и окажу им содействие.
Володя сидел на кровати и шнуровал туфли.
- Спасибо, Нин,- улыбнулся он мне. - Польешь? Воду перекрыли, умыться нечем.
Я выложила на стол продукты, и мы вышли на крылечко.
Володя поставил на ступеньку ведро, протянул мне кружку и, скинув футболку, выгнул спину.
Он фыркал, смеялся, обдавал меня брызгами, вымочил свои брюки чуть ли не до колен. Остатки воды я плеснула прямо из ведра в его ковшиком сложенные ладони.
- Полотенце... Фу ты черт, забыл!
Я побежала в его комнату. Полотенце зачем-то завязали узлом вокруг спинки кровати, и, пока я отвязывала, Володя с крылечка исчез.
Он уже стоял с ребятами на полянке и, улыбаясь, промокал мокрое тело футболкой. Выслушав их, Володя кивнул, пожал всем руки и направился к дому.
Зрителей было мало: лишь те пятнадцать парней и девчат, что ждали его на полянке, и зал от этого казался внушительно пустым, хотя был всего мест на сто.
Все мы устроились в центре двух первых рядов. Не было только наших, мосфильмовских,- никто не пред полагал, что Володя будет сегодня петь. А пришел он сюда с ребятами сразу, прямо с полянки, лишь прихватив гитару и сменив футболку на рубашку с длинными рукавами.
Ему вынесли стул, он улыбнулся нам и запел.
Песня была спокойной, даже какой-то лиричной, без того особого ритма, свойственного большинству его песен, и даже без знаменитого гортанного хрипа.
Казалось, он пел сейчас для себя - так, чтобы слышно было лишь нам, сидящим в метре-двух от него.
Вместо целого куплета он порой просто напевал под незатейливый мотив, улыбаясь победно восседавшим зрителям,- видимо, песня была еще заготовкой и слова ее, да и сама мелодия, только появлялись на свет. А может, он импровизировал и на наших глазах рождалась новая песня? Может быть...
Пел он долго. Пел, не отрывая глаз от струн. Пел, не рисуясь своей отрешенностью, а так, как будто доверял нам свои мысли, извлекая их откуда-то из самых потаенных уголков своей памяти. Пел не откровенно открыто, на выплеск - как обычно,- а как-то бережно и вместе с тем доверчиво и искренне.
Мы сидели, затаив дыхание, боясь пошевелиться, повернуть голову, чтобы ничем не потревожить этих волшебных мгновений, которые так нечасто выпадают на нашу долю.
Не помню, сколько прошло времени, пока он пел: пять минут?.. десять?.. может, полчаса? - не знаю.
Наконец он оторвался от гитары, поднял голову. Но смотрел не на нас, а куда-то поверх наших голов. Поднялся со стула и широко улыбнулся.
- здесь было сейчас не сто, не двести человек, а целая тысяча, не меньше! Как удалось им так набиться сюда, не потревожив песни, без единого звука, шума, скрипа,- это остается для меня загадкой и по сей день.
Может, Володина песня заставила нас забыть обо всем, что происходит вокруг? Может быть...
Зрители не сидели - все стояли, откинув сиденья, и - странное дело! - молчали. Молчали до тех пор, пока Володя не вскинул руки с гитарой над головой...
Это были не просто аплодисменты - это был какой- то шквал звуков: акустическая волна невиданной силыобрушилась на сцену и, казалось, сомнет, раздавит своей мощью певца с высоко поднятой в руке гитарой..
Далеко за полночь ушел со сцены Володя.
Передавая термос, я напомнила:
- Через час на грим, Владимир Семенович, не забыли?
- Помню,- устало ответил Володя и, вытянув ноги, поудобнее устроился в стареньком венском кресле с отломанными подлокотниками.
Он закрыл глаза и отключился. До самой режимной съемки, которая начиналась в четыре утра.
на концерт и развезти по полевым станам и бригадам всех зрителей, которым посчастливилось только что стать свидетелями чуда, и чудо это вряд ли еще повторится на их веку.
В моем мозгу пронеслось безапелляционно-ехидное: Всех денег не заработаешь, а надорваться - раз плюнуть... Любит денежку что и говорить...
Из книги ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ Кинематографические воспоминания 1989г