Елисеев Л. Ф. (Из воспоминаний о Владимире Высоцком)

О В. Высоцком вспоминает

Леонид Филиппович ЕЛИСЕЕВ

... Поразительно ведут себя люди в горах. Почти как в бою — обстановка очень приближенная. И не оттого, я думаю, что на равнине нет таких людей — безусловно есть, наверняка — просто другие обстоятельства.

Заслуженный мастер спорта Елисеев, когда я его спросил: «Что тебе здесь нужно, зачем ты сюда полез?» — ответил мне так: «Сначала, наверное, чтобы просто проверить, что я есть за человек. А сейчас просто любопытно, что за люди кругом». Просто дело в том, что в горах нельзя надеяться на «Скорую помощь», на милицию и так далее. Там ничего не поможет, там может помочь твой друг, его рука, ты сам... и случай.

И вот моя первая песня там, в горах, появилась после этого разговора.

Из выступления В. С. Высоцкого в Дубне, ноябрь 1967 г.
  

Сразу хочу сделать две оговорки. Во-первых, Володя меня представляет заслуженным мастером спорта. Я думаю, здесь нет технической ошибки, а есть его личное определение моей альпинистской квалификации. Я ведь тоже в то время считал Высоцкого народным певцом.

Во-вторых, в своем рассказе я Высоцкого буду называть Володей, как это у нас и было в жизни. Уверен: обратись я к нему по отчеству, это для него было бы оскорблением.

Итак, в начале 1969 года я был приглашен в киногруппу картины «Белый взрыв » в качестве консультанта. В мои обязанности входило обучение актеров азам альпинизма, обеспечение безопасности съемок в горах и подготовка съемочных объектов. С режиссером-постановщиком Станиславом Говорухиным я уже работал в картине «Вертикаль », поэтому, прочитав сценарий, без всяких колебаний и условий дал согласие. Тут же позвонил Володе Высоцкому, будучи уверенным в том, что он тоже будет участвовать в создании картины. Я помню, что еще во времена съемок «Вертикали » Володя и Слава думали о будущем фильме про военных альпинистов.

Они жили в одном номере и вечерами обсуждали сюжет, чтобы фильм — в отличие от «Вертикали » — имел лучший сценарий. И даже песня «Альпийские стрелки », по-моему, писалась в свете этих разговоров: она по сюжету к «Вертикали » мало привязана.

К телефону подошла Володина мать, Нина Максимовна, сказала, что сына нет в Москве, что к сценарию он отношения не имеет и — что совсем меня поразило — его не будет в «Белом взрыве » и как актера. Но Судьба распорядилась по-другому...

26 июля при подготовке съемок под стенным маршрутом на вершину Накра-тау потерпел аварию вертолет, в котором летели мы с Говорухиным, оператор фильма Вася Киржибеков и еще двое ребят из киногруппы. Для данной ситуации дело обошлось сравнительно удачно: все остались живы, но у Говорухина были сломаны два ребра, разорван мениск левой ноги и повреждена ключица, а у меня обнаружили компрессионный перелом позвоночника. Вот этот-то случай и привел Высоцкого в картину «Белый взрыв ».

Из-за полученных травм мы с Говорухиным в течение месяца не могли участвовать в съемках на Кавказе и, чтобы не терять время и деньги, экспедицию было решено переместить в Крым.

С первых дней работа в Крыму вошла в норму. Скалы были обработаны и очищены от камней скалолазами, которые готовились здесь к первенству Союза. Работать оказалось намного легче и безопасней, чем на Кавказе, правда в некоторых случаях пропадало ощущение высоты и больших гор (панорамы и заднего плана). Но самое главное, мы не теряли времени, и отснятый метраж «наматывался ».

В один из дней совершенно неожиданно для меня в Алуште появились Володя Высоцкий и Марина Влади. Как выяснилось, они гостили на теплоходе «Грузия » у капитана, а потом решили заехать к нам. Мы были очень рады. Слава проявил большую заботу, чтобы как можно лучше их устроить. Моя встреча с ними произошла в гостинице (название не помню), куда я тут же приехал. Мы обнялись, пожали друг другу руки. Потом Володя представил меня Марине: «Это тот самый Леня Елисеев ».

Марина заметно устала с дороги, а Володя находился в заботах об устройстве. Слава тоже суетился. Чтобы не мешать, я вскоре встал и попрощался. Володя дал мне свой и Маринин паспорта, попросив передать их администратору. Выполнив его просьбу, я вернулся к себе.

Назавтра во второй половине дня мы вчетвером поехали на пляж недалеко от Алушты. Володя с Мариной сидели сзади. Володя сказал, что хочет молока. Остановились у лотка, и я взял две литровые бутылки.

На пляже оказалось не так много купающихся. Володю и Марину никто не узнавал. Марина блистала фигурой, несмотря на то, что родила троих детей; на ней был модный розовый купальник. Володя меня тоже поразил: за полтора года, которые прошли со времени нашей последней встречи, он стал крепче и спортивнее в движениях. Без сомнения, тут не обошлось без занятий атлетической гимнастикой.

Купаясь, я наблюдал за реакцией окружающих нас мужчин. На Марине никто из них надолго свой взгляд не задерживал. Ее воспринимали как обычную красивую женщину — не как «сногсшибательную», «глаз не отвести». Выйдя из воды, я лег на теплый песок. Слава говорил о Володином эпизоде, а я думал о том, что если бы не Марина, то Володя снимался бы сейчас в «Белом взрыве» на главной роли... К тому же у меня перед глазами, как назло, стояла Маринина капроновая сумка типа авоськи, залатанная во многих местах, и эти латки почему-то раздражали меня.

На пляже никто есть не стал, даже Володя, хотевший молока, к нему не притронулся. И, что самое главное, отсутствовало радушие.

Я невольно вспомнил поездку в Рублево. Володя был с Люсей. С первых минут знакомства она располагала своей простотой. Дорогой я рассказал, что мои предсказания по поводу «Песни о друге» сбылись. Сообщил, как недавно на стройке услышал, что один из монтажников очень неплохо пел ее. Что Владимир Макаров исполнил эту песню на Международном песенном фестивале. Володя молчал, а Люся немного грустно произнесла, что Володины песни должен исполнять он сам. Потом Володя, обращаясь ко мне, сказал, что пишет сейчас песни-сказки, и прочитал одну из них — «То ли буйвол, то ли бык, то ли тур...» Именно прочитал — наверное, поэтому Люся сожалела, что не взяли гитару.

День был прекрасный, мы остановились около местного магазина, набрали разной еды, а кухня для готовки никогда не покидала багажник моей машины. Народу было мало. Мы с Володей плавали, затем, прогуливаясь по берегу, он много рассказывал о театре Любимова, а когда вернулись, Люся накрыла стол, а на примусе закипал чай.

Все пребывали в превосходном настроении, все было душевно, просто и вкусно, и Люся как человек оставила неизгладимое впечатление.

А тут, в Крыму, на берегу моря, все происходило по-другому. «Пристегнутый» к Влади Володя не был тем рубахой-парнем с душой нараспашку, готовым первым оказаться там, где трудней и опасней, каким он был в горах. Невольно припомнился и другой характерный случай, когда Володя со Славой случайно встретили мою жену. Володя отобрал у нее большой чайник и понес, не стесняясь, по улице Горького. И так, с чайником в руках, появился на пороге моего дома на Неждановой.

фильму и прислал записанными на пленку на Кавказ. Мне, да, наверное, и Славе теперь ясно, что с Володиными песнями фильм стал бы ярче.

и Марина тоже захотели оставить на часах свои автографы.

Один из натурных объектов, где снимались эвакуация населения и медсанбат, располагался неподалеку от перевала, через который проходит дорога Алушта—Симферополь. Немного правее, перед началом скального пояса, находится дорога, ведущая от старого селения к фруктовым садам. Здесь решено было отснять эпизод на командном пункте батальона. Утро предвещало хороший день. Все участвующие в съемке были уже в пути. Мы вчетвером выехали немного позже. Слава, обернувшись к Марине, рассказывал о местах, которые мы проезжали. Дорогу к перевалу я знал хорошо и вел машину на приличной скорости, но потом уперся в грузовик. Он еле плелся, а на все время петлявшей дороге обходить его было опасно. Как только появился участок, где дорога просматривалась довольно далеко, а встречного транспорта не было, я быстро совершил обгон и перестроился в свой ряд. И в этот миг увидел, что, перекрывая мне дорогу, на шоссе из укрытия выскочил инспектор ГАИ с вытянутым вперед жезлом. Прижимаясь к правой обочине, торможу, и тут — удар, скрежет... И мы видим — сначала Марина, а потом и я, — как, сознательно задевая мою машину, сминая заднее крыло, уезжает обогнанный грузовик.

Инспектор с агрессивным видом взял права и документы на машину. Оправдываться не хотелось: я знал, что часть вины за аварию лежит на нем самом как создавшем аварийную ситуацию, к тому же был рад, что мы не свалились под откос. Володя и Слава, принимая вину на себя, объясняли, что мы опаздываем на съемку. Инспектор перебирал мои документы, а сам, слушая Володю, думал не о них. И тут Слава что-то сказал ему, показав на Марину, которая вместе со мной взволнованно прохаживалась у машины. Гаишник со стеснительной улыбкой долго смотрел на нее исподлобья, а потом, как бы колеблясь, но не сводя с Марины взгляда, протянул Славе документы.

На прощанье Володя пожал инспектору руку, и тут Марина сказала мне: «Леня, разве можно ездить так на таком...» Мы сели в машину и с небольшим опозданием добрались до места съемок.

Меня поразило, как правдиво, легко, уверенно работал Высоцкий. Это был актер, совершенно не похожий на того, каким я его видел в «Вертикали» или на первом творческом вечере в ВТО в 1967 году. В нем не было губительного старания сыграть как можно лучше, а оно часто присуще актерам, которых редко или мало снимают. Нечто похожее я наблюдал у Вали Хмара, Людмилы Гурченко, да и у Высоцкого в «Вертикали» замечал, как он любуется своей наклеенной бородой, которая искажала его подлинное лицо. В этот раз ничего похожего я не увидел, он играл как жил — комбат был таким, каким Володя его себе вообразил Когда заработала съемочная камера, Володя делал все естественно, без перебора, с внутренней уверенностью и знанием образа. Наверное, сказывалось и то, что он вырос в семье военного и даже какое-то время жил в воинской части.

Я давно заметил, что актеры, которые с желанием, а не только «по долгу службы» участвовали в создании альпинистских картин Говорухина, впитывали в себя частицу гор, усваивали какие то черты альпинистов, с которыми работали бок о бок, а это, несомненно, сказывалось на их дальнейшем творчестве, так как влияло на мировоззрение Как пример — Высоцкий, Джигарханян, Никоненко, Одиноков и, конечно, Гурченко.

Но одной из основных причин взрыва актерского мастерства Володи наверняка послужило слияние творческих путей Владимира Высоцкого и Юрия Любимова. Так что мне понятно, почему в 1967—68 годах при каждой встрече в Москве Володя с таким восхищением, взахлеб рассказывал о малоизвестном мне тогда режиссере.

... Слава снял два или три дубля, все они были удачными. На этом съемки закончились и начались сборы в обратный путь. Мне стало не по себе, когда Марина одна из первых вошла в киношный автобус, а следом, естественно, и Володя. Автобус тронулся, и я подумал, что это не он, а Марина увозит Высоцкого.

— А знаешь, мы с тобой могли бы прогреметь на весь мир! Представляешь, газеты напечатали бы: «Вчера на горной дороге Алушта—Симферополь в автокатастрофе погибли звезда французского кино Марина Влади и известный певец-поэт Владимир Высоцкий, а также режиссер-постановщик Говорухин и консультант фильма Елисеев»!

Вот так, в хорошем настроении оттого, что раньше времени не прогремели на весь мир, мы вернулись в Алушту, думая о том, где бы лучше пообедать. Выбор пал на ресторан около автовокзала. Когда разговор вновь зашел о Володе и Марине, я неожиданно для Славы произнес:

«А я Володе не завидую...» — и Слава, впервые за годы нашего общения не дав закончить фразу, отрезал: «А он тебе тоже!»

Хорошо зная Славу, его независимость и честь, я не понимал такого чрезмерного внимания и опеки Марины. Наверное, все заключалось в том, что он из-за своей щедрейшей душевной доброты и огромных товарищеских чувств к Володе воспринимал Марину доброжелательно. Я же наоборот — видел в ней причины, вследствие которых Володя не с нами, как раньше. А душевное признание мною Марины я ощущал бы предательством по отношению к матери Володиных детей.

— не было бы и застолья. Для всех очевидно, что многие считали за счастье пригласить мировую кинозвезду к себе в дом, на дачу, в ресторан.

... В Алуште Володя пробыл еще несколько дней и уехал, так и не взяв в руки гитару, не спев ни одной песни.

Прошло несколько лет. Мы встречались редко. В основном, в Доме Кино. Володя всегда приходил с женой, был приветлив, но былой дружеской радости не проявлял — его сдерживали невидимые вожжи Марины, которые я чувствовал.

Хотя однажды, когда В. Зырянов пригласил меня в какой-то клуб в Лефортово, где Высоцкий должен был выступать на вечере спортивной песни, я вновь увидел того Володю, каким он был в горах. Заметив меня у выхода, протиравшего стекло автомобиля, он ринулся ко мне, отстраняя поклонников и поклонниц: «А-а, Леня!» Радостный и восторженный, Володя обнял меня, мы расцеловались. Он засыпал меня вопросами, которые, в основном, касались моих дел. Кое-кто из окружения пытался вступить в разговор, но Володя старался не реагировать, а некоторых, особенно настырных, резко обрывал, даже не взглянув в их сторону. Когда взаимные расспросы кончились, мы тепло распрощались. Окружающие, и мой приятель в том числе, были в недоумении от увиденного.

Я сел в машину. Следом тронулся и «Ситроен» Володи, который тут же обогнал меня на мосту через Яузу, перекрыл дорогу и остановился. Володя, опираясь руками на дверцу и крышу, сказал: «Я хочу, чтобы ты дал слово, что придешь на мой спектакль! — И не дожидаясь ответа добавил: — Ну почему все просят, чтобы я помог им попасть в театр, а тебя я сам несколько раз приглашал, но ты так ни разу и не пришел!»

Вот и в этот раз — Володя мне не позвонил, а сам я напоминать о себе не стал. О чем сейчас непомерно сожалею.

В то же время я рад, что отличаюсь от многочисленных «друзей», которые заискивали перед Володей, когда он был в зените славы, и прислуживали ему, а взамен получали возможность выпрашивать билеты в театр. Это хуже яда. Мне и так повезло, как редко кому другому: мы с Володей проехали в машине не одну тысячу километров, а это много часов душевного, откровенного общения. И вообще я всю жизнь придерживался мнения, что для человека, находящегося на высоком пьедестале, друг не тот, кто с ним пьет, а тот, кто с ним не пьет.

Наша дружба с Володей Высоцким пришлась на то время, когда он садился на коня, чтобы скакнуть к вершине своего мастерства, а мой конь к тому времени в испытаниях и бедах исчерпал свои силы, и мог передвигаться только под уклон. Так разошлись наши дороги, и встречи почти прекратились.

Но самое главное — я не мог даже предположить, что переживу Володю. Наверное, только Бог, чудо и воля дают мне пока жизнь и силы. Если бы я только знал, что такое случится с Володей, я бы постарался быть с ним рядом и помочь ему победить себя. Иногда это у меня получалось.

И еще я хотел бы сейчас ответить на вопрос Володи: что такое альпинизм. Он задавал его многим альпинистам, но, по собственным словам, точного ответа ни от кого не получил. Сейчас я бы ответил так.

— это вера.

Горы — храм.

— икона.

Записал Игорь РОГОВОЙ
Раздел сайта: