Братья Вайнеры: Жизнь со временем на перегонки

Жизнь со временем на перегонки

Мы ехали на студию, опаздывали, торопились, и он, как всегда, гнал машину во весь опор. У Киевского вокзала свистнул пронзительно милиционер, взвизг нули тормоза, замер этот бешеный гон. "Ну, все, заторчали",- махнул он досадливо рукой. Инспектор неспешно просмотрел протянутые документы, мельком взглянул ему в лицо, осуждающе вздохнул: "Превышаете, товарищ Жеглов! Ведь не на "операцию" спешите?) - "А! У меня каждый день операция!" Милиционер возвратил права и домашним, неофициальным тоном попросил: "Не гоните так лошадей, Владимир Семеныч"

- "Ей-богу, больше не буду!" поклялся Высоцкий, включил скорость и погнал пуще прежнего...

Высоцкий, обещая милиционеру соблюдать правила, не обманывал его - у него просто не было времени объяснить, что он не может двигаться как все, что у него мало дней, часов, минут, что времени почти не осталось, а забот, обязательств и планов - будто впереди долгий век.

Владимир Высоцкий прожил сорок два с половиной года ровно - день в день. Кто-то из его поклонников подсчитал, что составило это 15 520 дней. Десять дней натекло, по капелькам собралось за счет високосных годов. Ах, какая это скорбная арифметика, какая грустная статистика! Как удручающе мал срок жизни художника... Ведь их возраст нельзя мерить анкетой, хронологией, календарной цифирью - их жизненный срок имеет другую насыщенность, каждый прожитый ими день имеет другой удельный вес!

Вместили же эти немногочисленные, в общем-то, дни сотни написанных Высоцким стихотворений, тысячу песен (с различными вариантами), десятки сыгранных ролей на театре и в кино, бесчетные концерты и выступления. Другой вопрос - какой ценой это давалось...

Песню Высоцкий мог написать за один день, за несколько часов. Летели в Одессу, купил в киоске перед посадкой журнал "Советский экран", уселся в кресло, перелистнул несколько страниц, отложил журнал, достал ручку и стал искать бумагу. Ни у кого не нашлось нескольких чистых листочков, и тогда Высоцкий стал писать прямо на журнале, на белых полях. Писал строку, вычеркивал, вновь вписывал какие-то слова, на полосе выстраивались неровные столбики строф. Когда приземлились в аэропорту, он поднял веселый глаз: "По-моему, смешная штука получается..." Из аэровокзала поехали на море, на дачу к режиссеру Говорухину. Все купались, веселились, жарили шашлык, а Высоцкий лежал в стороне на песке и усердно трудился над исписанным вдоль и поперек журналом. Часа через три сказал: "Несите гитару, вроде бы готово"

Исписанный прыгающими стремительными буквами Высоцкого Журнал "Экран" до сих пор хранится у Станислава Говорухина.

Десять лет назад подарили мы ему один из сигнальных экземпляров романа "Эра милосердия". На другой же день он явился и с порога сообщил: "Я пришел "застолбить", Жеглова..." Мы удивились - в каком смысле "застолбить,,"? Высоцкий уверенно сказал: "Это будет фильм. Наверное, большой. И это моя роль. Никто вам так не сыграет Жеглова, как я..." Мы и не сомневались в этом. В нашем детстве было много общих воспоминаний - мы помнили голодную послевоенную Москву, мы знали словечки Сухаревки, рядом с которой жили, мы были соседями во времени, обстоятельствах, судьбе.

Еще до начала съемок фильма "Место встречи изменить нельзя" Высоцкий горел идеей сделать фильм не казенный, а "артельный", то есть не по плану, не по табельному времени "от до", а от всего сердца, для себя, что для него автоматически предполагало - для всех. И, видит бог, работал он от всего сердца. Съемки пяти серий длились в Одессе без малого год. Высоцкий занят почти в каждом эпизоде, а участие в спектаклях Театра на Таганке - само собой. Не раз случалось ему после съемочной смены мчаться в аэровокзал, самолетом - в Москву, играть спектакль, и ночным рейсом - пассажирским, а когда и попутным грузовым возвращаться в Одессу, чтобы с восьми утра уже быть на съемочной площадке. Жизнь со временем наперегонки.

Его поразительная способность увлекаться новой идеей, воспламеняться замыслом предстоящей работы вполне уживалась в нем с практичной четкостью планирования будущих дел. Однажды мы сидели в чахлом скверике Одесской киностудии, коротали перерыв в съемке шутками и невероятными историями приключившимися в нашей жизни, и вдруг Высоцкий, без всякой видимой связи с текущими разговорами, заявил нам: "Ребята, вы должны написать вторую часть "Эры милосердия"! Продолжение - роман о Жеглове после поимки банды "Черная кошка". Сделаем потрясающий фильм!.." Мы стали отнекиваться, отказываться, отбиваться, объясняя, что ни по каким обстоятельствам не готовы к такой работе. Но только не от Высоцкого, загоревшегося интересной ему мыслью, можно было легко отбиться. Никто не умел так уговаривать, грозиться, заманивать, сулить: "Подумайте сами, как все сказочно сходится: мы заканчиваем картину, я запускаюсь на год снимать "Зеленый фургон", а вы за это время пишите роман. Шашки наголо - и в бой!" И как-то незаметно для себя мы начали обсуждать с Высоцким тему, сюжет, персонажей, подробности жизни в 1947 году, и когда опомнились спустя какое-то время, то говорили о продолжении романа как о чем-то решенном.

Высоцкий не снял "Зеленый фургон". Не успел. А мы не написали роман - не стало героя. Прошло несколько лет, пока мы поняли, что у нас есть долг перед Высоцким - довести до конца его замысел и рассказать о жизни и смерти человека, который знал, за что и как он умрет. И мы еще надеемся успеть свой долг оплатить.

Раздел сайта: