{Пуск} — ГОРСКИЙ: Каким тебе, Володя, представляется взаимодействие архитектурного и актерского мышления? (Высоцкий учился одно время в МИСИ, Московском инженерно-строительном институте им. В.В. Куйбышева. Отсюда и вопрос.) — ВЫСОЦКИЙ: Где-то и когда-то Эйнштейн в порыве откровенности сказал, что Достоевский научил его гораздо большему, чем Гаусс — к чести художественной литературы следует обмолвиться...
Г.: Гаусс — это кто?
В.: Хм! Темнота! Это отец закона распределения вероятностей и соотец теоремы... Доступно объясняю?
Г.: Да-да, спасибо.
В.: Ты и в самом деле можешь меня поблагодарить за то, что я тебе... Стоп! Отвлекаюсь. Так вот: высказывание Великого жида стимулировало одного серьезного мужика написать длинную и хитросплетенную книгу, чтобы объяснить, что в сущности имел в виду нобелевский лауреат... Оч- чень плохо лишать знаменитых людей права говорить иногда глупости. Я засек: не будучи планетарно известным, часто говорю — люди подтвердят! — сквозные глупости. И тебе лучше не принуждать меня, чтобы я изрек очередную.
Г.: (привычно и не слишком-то остроумно шучу). Ты должен постоянно изрекать глупости, а не то ты потеряешь квалификацию… Не становишься ли ты немного глупее после очередной своей глупости?
В.: Скорее смешнее, неуклюжее, нелепее.
Г.: Мы привыкли связывать мудрость с возрастом, хитрость — с национальностью, — а глупость?
В.: О глупости нельзя сказать — слабая, сильная, хорошая или плохая. Мне кажется, это понятие окутано туманом. Глупость интернациональна и присуща детям и старикам, мужикам и бабам...
Г.: Но можно сказать: смешная или серьезная глупость...
В.: Можно... И самая страшная — глупость подлецов. Я часто ловлю себя на том, что испытываю чувство стыда — не за себя, а за чужую подлость. А подлец — он чувствует себя гордым, остроумным, интересным. А потом я слышу от него: «Что-то ты не в настроении, Вовчик?»
Г.: Не могу не согласиться, что подлец, как правило, горд. И нестоящий человек ходит козырем. Лично я больше всего опасаюсь серого, средней руки человека. А ты?
В.: Я? (Передернувшись, чешет спину под лопаткой..) Не то, что его боюсь, но нежных чувств к нему не испытываю. Обычно он безлик, размыт, никакой. Серость способна создать что-либо посредственное в искусстве и объявить шедевром. Талантливый человек обычно озабочен, обеспокоен чем- либо. А серость способна лишь загребать обеими лапами. Я не испытываю нежных чувств к людям еще одного типа — которые любой ценой хотят выглядеть интересными, значительными, оригинальными. К чему эти потуги, эта ложь?
Г.: Есть ли разница между мужской и женской глупостью?
В.: Бабе я быстрее прощу ее глупость, чем мужику. Баб я принимаю такими, как они есть. Было бы глупо требовать от них в любое время логики, ясного, холодного рассудка! Их реакции зачастую непредсказуемы, но как р-раз в этом и состоит их шарм!
Г.: И даже в глупой любви?
В.:
Г.: А есть умная любовь?
В.: Ну-у... есть. Обычно мы, мужики, после того, как влюбляемся, стараемся всегда быть о-очень умными. И потому говорим сплошные благоглупости и coвершаем ужасные глупости. Знаешь, в чем коварная особенность наших глупостей?
Г.: Не-ет. А в чем?
В.: В том, что пока мы их делаем, они невидимы для нас, мужиков... Бабы менее активны, а мы бросаемся хватать звезды с неба... а дальше — ясно!
Г.: Ты любишь женщин?
В.: А кто их не любит, кроме голубых, разумеется? Люблю, нечего греха таить, находиться в кругу баб.
Г.: Их присутствие вдохновляет?
В.: Да ты что! Я считаю, что эмансипация ликвидировала бабу-вдохновительницу. Сейчас она лидер, она диктует положение. Но она же и потеряла романтику... В то же время бабы стали интереснее, потому что — как бы это получше выразиться? — стали более нахальные, с гонором.
Г.: Я не знал, что это положительное качество...
В.: Они же должны защищаться. Вот посмотри: в общественном транспорте мужики перестали уступать место бабам, перестали целовать им руки... Поэтому бабы вынуждены быть более активными, чтобы защитить свои права.
Г.: Как по-твоему, кто глупее: мужчины или женщины?
В.: Мужики, без сомнения. Развe ты встречал когда-нибудь бабу, которая вышла бы замуж только потому, что у ее избранника красивые ноги?
Г.: Думаешь ли ты, что в сшибке между глупцом и умным победит умный?
В.: Я не могу точно определить — должно быть, глуп, — какие люди умные.
Г.: Вот это да! Ты действительно не знаешь, кто такой умный человек?
В.: Чтоб знать, что такое собака или кошка, нужно хоть р-раз побывать в их шкуре... Но если принять такое толкование: умный человек тот, кто никогда не вытворяет глупостей, — то я ему не верю. Мнe близки и понятны такие люди, которые искренне говорят, что в своей жизни делали немало глупостей. Потому что глупость — это человеческое качество. Нет такой глупости, которую человеку нельзя было бы совершить.
Г.: (длинно киваю). Какое качество в человеке ты ценишь больше всего?
В.: Искренность! Меня берет за живое беззащитность искреннего. Он ведь нередко так уязвим и легкораним! Как ему бороться с теми, что пробивают себе дорогу локтями, подминают его под себя? Такие слова, как «честь» и «достоинство», смешат их. Внутренне, конечно, ибо на словах нет более искреннего человека, чем подлец, и более прямолинейного, чем приспособленец. Искренний так не умеет. У него нет чувства самосохранения, он не может кривить душой, называть черное белым и наоборот в зависимости от ситуации. Пойми меня правильно — я не против компромиссов. Без компромиссов не обойтись, но должна же существовать какая-то граница, предел? Если перешагнешь через него, становишься совсем другим человеком.
Г.: Конкретно.
В.: Я не могу дать конкретный ответ. Но знаю точно, что становишься иным человеком.
Г.: Как ты считаешь: люди умнее братьев своих меньших?
В.: Самонадеянно думать, что мы, люди-человеки, умнее божьих тварей. Взять, к примеру, рыб: они умнее людей, потому что они молчат, а, как известно, молчание — золотое словечко.
Г.:
В.: То-то я гляжу: ну, чем же ты мне так близок? А оказывается, ты тоже говоришь сквозные глупости. До сей минуты это была моя привилегия. Ну, да я не гордый — подвинусь. Теперь — я вкупе и влюбе с тобой. Кто третьим будет?
Г.: Весьма польщен...
В.: Че обиделся? Старик, а ведь быть глупым в жизни не так уж и плохо. Чес-слово!
Г.: Что лучше: глупая жизнь или разумная смерть?
В.: (сбитый с толку). Что за вопрос?
Г.: Вопрос как вопрос. Чему тут удивляться?
В.: Я удивляюсь, старик, тому, что разве можно делать выбор между величинами несоизмеримыми? Что лучше: Пушкин или Санкт-Петербург? Сама по себе смерть всегда одинакова. Глупая жизнь — глупая смерть.
Г.: Поговорка «Что слишком глупо для обычного разговора — поют» имеет отношение к твоим стихам?
В.: Я не думаю, что мои песни глупы без музыки. Да и Ося (Иосиф Бродский. — В.Г.) обо мне, как о поэте, наилучшего мнения. И весьма возможно, что он не ошибается.
Г.: Однако следует ли тебе быть такого положительного мнения о своих стихах?
В.: Следует быть того мнения, что следует. А ты придерживаешься какой кочки зрения?
Г.: Я, как говорится, глупостей не чтец и не певец, а пуще — образцовых .
В.: Ну, б..., уязвил — квиты теперь.
{Стоп}
«Луи Армстронг еврейского розлива»
(Филерская запись разговоров Высоцкого)
К публикатору и к читателю
Похвастать, что я входил в «обойму» закадычных друзей «Луи Армстронга еврейского розлива» — не могу. Мы просто иногда встречались и, что греха таить, перекидывались и прикладывались. Поэтому мои записи наших с Высоцким разговоров — это… как бы получше выразиться?.. записи сокартежника, собутыльника и соанекдотиста, а еще точнее, еще чистосердечнее — соглядатая. Филерские звукозаписи — особый жанр, со своими законами, эстетикой и профессиональными приемами. Сохранена ли здесь «чистота жанра»? Лишь отчасти. О том, что я «пишу» Высоцкого, кроме пары заинтересованных лиц из КГБ знал и еще один человек: сам — сам! — Владимир. Без малого 10 лет продолжались наши отрывочные разговоры, в которые вносила неожиданные и совсем неоправданные знаки препинания Лубянка. Шут с ней — если бы только Высоцкому с самого начала не пришлась по вкусу такая пунктуация. Ох уж эта вечная поэтическая склонность к неправильному употреблению знаков!
Как я, собственно, вышел на Высоцкого? А вот как — стараниями поводырей из «культурного» управления КГБ, которые в свое время воспользовались моей врожденной глупостью, увлеченностью кино, театром, бардовской песней и неуемным желанием встретиться с Высоцким все равно каким путем. Меня снабдили «легендой», импортным диктофоном, и я («вкупе и влюбе» с Владимиром) стал записывать разговоры. Я почти наизусть знаю содержание кассет, уж на что на что, а на диалоги у меня всегда была профессиональная память. Но к шестидесятилетию со дня рождения Высоцкого я вознамерился переписать их (чтобы отреставрировать собственное прошлое), да где там перепишешь: в КГБ не то размагнитили пленки, не то — что менее вероятно — их (аудиодоказательства!) потеряли или, что уже совсем невероятно, похитили! Я доволен тем, что в свое время у меня хватало ума производить стенографическую запись текста этих кассет в обычные школьные тетради, которых накопилось аж на целую книгу! (Узнай об этом на Лубянке — не миновать мне было бед.) Поэтому я задался целью — с помощью обветшалых тетрадей и собственной памяти тщательно, как в палеонтологии, восстановить кость за костью (читай: знак за знаком, букву за буквой, слово за словом, строчку за строчкой) художнический остов Высоцкого.
разговоры скрупулезно «монтировались» и редактировались. Дешифровка стенографической записи привела меня к уверенности, что можно ограничиться только самыми необходимыми и немногочисленными «вырезками» из текста; в большинстве случаев они обуславливаются излишней «крутизной» слова: Высоцкий, как истинный русский мужик, не любил церемониться.
В разговорах не только сказывается поэтический и актерский талант Высоцкого, но и его склонность к юмору (хотя, как это ни парадоксально, в 1962 году он был «выгнан с волчьим билетом» из московского Театра миниатюр «за отсутствие всякого присутствия чувства юмора»). Смеялся он буквально над всем и вся, и над собой в придачу, во всяком случае при мне: «что ни слово, то ночной горшок, и отнюдь не пустой...». Даже на смертном одре — на оттоманке, которая тогда стояла в большой комнате «трехкомнатной камеры» на Малой Грузинской — Высоцкий не утратил чувства юмора. Свое предсмертное желание он сформулировал так: «Когда я откину копыта, закажите мне приличный деревянный кустюм и проследите, чтобы человек, скроивший и сшивший его, не руководствовался девизом олимпийца: главное — не результат, а участие». (Слова эти записаны скрытым дистанционным записывающим устройством. Закладку «жучка» в доме сделал отец Высоцкого. Об этом мне рассказали в КГБ.) поумней и посмешней: это частные разговоры. Не знаю, насколько мне удалось восстановить образ мыслей Владимира Высоцкого — не мне судить; но я уже удовлетворен тем, что он тесно пообщался со мной (или я — с ним?) в моих записях…
экс-редактор художественных фильмов