Перевозчиков В. ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ: ПРАВДА СМЕРТНОГО ЧАСА. ПОСМЕРТНАЯ СУДЬБА. М.: Политбюро, 2000. 432 с., [12] л. ил.: ил. Тир. 15 000 экз.
Валерий Перевозчиков не может пожаловаться на отсутствие внимания к его книгам. Со времён сборников интервью «Живая жизнь», составителем которых он был, интерес читающей публики остаётся стабильным. Есть спрос — появляется предложение. Этакое «предложение продолжения». Оно реализовалось в двух новых изданиях Перевозчикова — «Правда смертного часа. Владимир Высоцкий. Год 1980-й» (1998) и «Правда смертного часа. Посмертная судьба» (2000).
О первой из них в «Мире Высоцкого» писал А. В. Кулагин (Вып. III/2) Попробуем оценить второе издание, тоже, как и предыдущее, авторизованное. Отклики на эту книгу, и отнюдь не дежурно-благостные, можно прочесть в журнале «Вагант-Москва» (2000. № 10–12).
Она состоит из двух частей. Первая часть — это, по сути, переиздание книги 1998 года — «Правда смертного часа». Вторая — состоит из тридцати трёх глав, не считая вступления и заключения. В ней — четырнадцать интервью: с женой, Л. Абрамовой, друзьями (М. Шемякин, Б. Серуш и другие), исследователями (Ю. Карякин, Н. Крымова, Вл. Новиков), людьми из окружения поэта последних лет (В. Янклович, Ан. Федотов, О. Афанасьева и другие) и даже участковым милиционером. Есть и такие главы: «Иосиф Бродский», «Михаил Барышников», «Никита Хрущёв», «Иосиф Сталин». Ну и, как говорится, «разное» — «Посмертная маска», «Памятник», «Долги», «Дачная история»...
Можно, конечно, спорить о концептуальных подходах автора, сетовать на сырость используемого материала, отмечать торопливость и преждевременность её издания, констатировать, что лёгкость изложения переходит порой в легковесность, но как бы то ни было — она издана. Стала фактом (пусть не бесспорным) высоцковедения. Высоцковедения, быть может, условно говоря, больше «занимательного», ориентированного на массового читателя, чем научного.
— если последует её новое издание. Минимальная профессиональная добросовестность требует устранения явных «ляпов».
Автору стоит обратить внимание и на то конструктивное, что имеется в откликах, опубликованных в издании «Вагант-Москва». Это будет на пользу книге, а значит, и делу исследования жизни и творчества Владимира Высоцкого.
Естественно, с течением времени, с появлением новых фактов, источников сама жизнь будет вносить изменения и дополнения, в том числе и в книгу Перевозчикова. Однако есть «мелочи», которые следует поправить уже сейчас.
Ну, например, не мог Высоцкий говорить о чём-либо в семидесятые годы с Юрием Германом, поскольку последний умер в 1967 году. Понятно, что разговор, если он имел место, происходил с Алексеем Германом, режиссёром, сыном писателя Юрия Германа, который был знаком с ВВ.
Не существует сборника стихов Анны Ахматовой «с изображением Модильяни» на обложке. Есть последнее прижизненное издание Ахматовой, на белой суперобложке которого графический портрет поэта работы А. Модильяни.
«погибли в сталинских лагерях». Отец А. Макарова действительно был репрессирован и погиб, а его родная мать умерла в глубокой старости, пережив на несколько лет сына, убитого, как известно, осенью 1995 года.
Нет уверенности, что близкого друга поэта последних лет художника М. Шемякина необходимо развернуто представлять из главы в главу. Понятно, когда это делается в главе «Михаил Шемякин» — «М. М. Шемякин — выдающийся русский художник». Но вот глава «Город Парижск» — и снова: «в Париже живет знаменитый русский художник М. Шемякин». Сразу за ней следует глава «Эмиграция» — и опять: «а самым близким другом последних лет был, конечно, знаменитый русский художник М. Шемякин, живший тогда в Париже». Но и этого мало. Следующая глава — «Иосиф Бродский», и, разумеется, «вспоминает близкий друг ВВ М. Шемякин...».
То, что В. Перевозчиков практически не затрагивает сколько-нибудь глубоко проблем собственно творчества ВВ, думается, совсем неплохо. За это он не упреков заслуживает, прозвучавших в «Ваганте-Москва», а, напротив, признательности. Автор, может быть, интуитивно чувствует, что это — «не его», ну, и не трогает тему. В тех же редких случаях, когда он пытается анализировать тексты поэта, как это было в главе «Иосиф Сталин», получается не очень здорово.
Так, например, автор пишет: «Ещё в 1973 году ВВ в стихотворении “Пятна на солнце” ставит рядом Сталина и Гитлера...» При этом — цитирует строки, в которых Высоцкий ставит рядом Гитлера («чёлку») и Мао («щели узких глаз // И никотиновые щёки»), тогда как Сталин («усы») — тремя строфами выше...
Любопытна глава «Последний следователь», герой которой именуется как П. П. Н-ев, — на мой взгляд, прежде всего как иллюстрация булгаковской модели взаимоотношений — интеллигенция, конкретно Преображенский — Швондер. Ведь для последнего профессор тоже был «ну, не очень хорошим человеком», как и Высоцкий для П. П. Н-ева...
— разве что в символическом смысле. Во-вторых, для участкового, даже столичного, образца 1980-го года, он обладает слишком обширной осведомлённостью о специфике деятельности КГБ. Точнее — домыслами, преподносимыми как осведомлённость.
«... Вызывали в Комитет... может быть, Высоцкий сказал что-нибудь резкое... типа “Я всё скажу!”» И вот мрачно-многозначительное «А они такого не забывают...» Многозначительное — для «бабушек у подъезда». Реального за этим — ничего. Кроме, пожалуй, генетической милицейской неприязни к «конторе глубокого бурения», понятной неприязни «чернорабочих», вынужденных копаться в человеческой грязи, к чистоплюям из политической разведки.
«... Позвонили... в КГБ и в УВД... [о смерти ВВ. — Авт.]... Оттуда приехали бригады на уровне полковников...» Так и подмывает спросить — почему не генералов? Звучало бы ещё внушительней... Далее: «И только в одиннадцать часов были допущены сотрудники милиции». Позвольте, а УВД — не милиция?
Ещё по теме «КГБ и Высоцкий». В «Посмертной судьбе» целая глава так и озаглавлена: «КГБ СССР». Сразу оговорюсь, не подлежит сомнению — Высоцкий большую часть своей творческой карьеры был «под колпаком» у соответствующих подразделений КГБ. На куда более скромных «потрясателей основ» Пятое (идеологическое) управление этого ведомства заводило дела проверки, разработки, наблюдения, а уж на Высоцкого, который «в привычные рамки не лез», — подавно... Со всеми вытекающими отсюда последствиями — подводом агентуры, оперативно-техническими мероприятиями, «наружкой», публикацией компрометирующих статей. Не следует, однако, впадать в крайности: у этого ведомства достаточно грехов реальных, зачем же мнимые плодить?
«Каждый шестой гражданин СССР был негласным “помощником” КГБ», — сообщает В. Перевозчиков. Правда, он пишет «по уже опубликованным сведениям». Где и кем опубликованным? Впрочем, бред, даже опубликованный, бредом и останется: более сорока миллионов агентов КГБ — это покруче будет «тридцати пяти тысяч одних курьеров» Иван Алексаныча Хлестакова...
А вот то, что в КГБ было немало поклонников творчества поэта, это факт. Но фактом, к сожалению, является и то, что порой только за перепечатывание песен Высоцкого в госучреждении иные ретивые «опера» могли «профилактировать» гражданина, то есть беседовали с ним, грозили пальчиком.
«происки». Надеюсь, что прагматические соображения всё же возобладают, и в новые публикации (в заключении он анонсирует новую книгу «Неизвестный Высоцкий» — «Тайны биографии Владимира Высоцкого») явные ошибки и небрежности не попадут. А это важно, поскольку, судя по названию, желание В. Перевозчикова непременно удивить и эпатировать может сыграть с ним злую шутку и в ещё большей степени девальвирует результаты работы, снизит доверие к ней у специалистов.
С. ВДОВИН