2. “КУДА НИ ГЛЯНЬ – ТАКОЙ ПРОСТОР!..”
Во многих сюжетах Высоцкого из-за пропусков и темных мест трудно восстановить событийный ряд, понять, что происходит с героями. Про “МАЗ-500” этого не скажешь: у песни внятный сюжет (впрочем, и в нем есть одно темное место). Но даже такие тексты не всегда поддаются мгновенному пониманию: главный смысл у Высоцкого обычно проявляется через маргинальные детали, на которые не обращаешь внимания даже при чтении, а уж тем более слушая песню. Внятность сюжета избавляет от необходимости разбираться в том, что происходит с героями, но почему происходит? Главный вопрос, который мы зададим сюжету песни “Я вышел ростом и лицом…”: почему герой остается в машине, и напарник уходит один?
1. Предыстория
У Высоцкого немало экстремальных историй. Одна из них – “МАЗ-500”. Принято считать, что ВВ помещает своих героев в пиковые ситуации, видя в этом способ “проверки себя, своей человеческой сути <…> Только так <…> герой <…> может утвердить свое высшее человеческое достоинство, которое несравнимо с тем, что проявляется в человеке в обыденной жизни ” [19*].
Я неслучайно процитировала давнюю статью Н. Фединой: в ней впервые в литературе о Высоцком появилась и стала потом традиционной трактовка “Дорожной истории” и характеров ее героев: “Экстремальные ситуации, в которых раскрываются лирический герой и <…> ролевой герой, бывают разными и неожиданными. Иногда ролевой персонаж попадает в них как бы невольно («Дорожная история») и проявляет себя честным, сильным человеком, способным устоять перед инерцией обстоятельств” [20*]. Лирический герой ВВ и его двойники, ролевые герои, “испытывают состояние «гибельного восторга», <…> бросая вызов будням души и «будничным людям» и веря в свои силы” [21*].
Мир, окружающий лирического и близких к нему ролевых героев, “расколот, в нем живут добрые и злые, плохие и хорошие люди. Хорошие – это те, кто никогда не струсит, поддержит в трудную минуту <…> Их можно назвать – как на войне или в детских играх – «своими». Это <…> шофер из «Дорожной истории», до конца оставшийся мужественным и стойким в своем самом трудном рейсе <…> Плохие люди – обязательно враги. <…> из противопоставления хороших и плохих <…> возникает тема друга, а также тема врага, которые проходят как через песни с лирическим <…>, так и с ролевыми героями” [22*]. Среди них названы и персонажи “Дорожной истории”, причем “враг <…> способен действовать нечестными методами – ложью, обманом, хитростью. Он не может быть благороден, так как благородство и прямота – привилегия тех, кто стоит за правое дело. Он подходит лишь на роли «предателей, трудов, иуд», «подлецов, палачей». Это и попутчик из «Дорожной истории», струсивший и предавший своего напарника <…>” [23*]. А позитивные герои экстремальных сюжетов Высоцкого “производят впечатление сильных и надежных людей”, которые считают, “что необходимо бороться, утверждая тем самым чрезвычайно активное отношение к жизни. <…> Равнодушие и пассивное наблюдение – то же Зло, порок не меньший, чем подлость и предательство” [24*].
За исключением жесткого, черно-белого подхода (друг – враг) и отголосков привычных советских лозунгов (“благородство и прямота – привилегия тех, кто стоит за правое дело” [25]), эта интерпретация текста песни “Я вышел ростом и лицом…” актуальна и по сей день, являясь в высоцковедении традиционной: “Перед нами два шофера, от лица одного из них ведется рассказ <…> Герой рассказывает, как он стал шофером-дальнобойщиком, предварительно отсидев «за Можаем» семь лет. А далее история о том, как они с напарником попали в сильную пургу и машина увязла. И в этой экстремальной ситуации герои Высоцкого делают свой выбор: один решает бросить МАЗ, чтобы спастись, другой отказывается. <…> Но наш герой прощает бывшего друга и снова готов взять его в дальний рейс” [26*].
Как видим, в современной работе сильно смягчены акценты, рассказчика уже не изображают святым, а напарника злодеем. Но представление о мужестве одного и трусости, предательстве другого осталось. С. Свиридов удачно назвал подобное восприятие героизацией персонажей Высоцкого. Не будем спорить о том, насколько оно адекватно в принципе, ограничимся одной песней.
Когда читаешь текст или слушаешь “МАЗ-500”, такие традиционно приписываемые герою качества, как мужество, стойкость, надежность, вера в свои силы, вроде бы не противоречат сюжету и не вызывают вопросов. Но как можно говорить об активности рассказчика, который на протяжении дорожной истории совершает всего два поступка: сначала несколько часов сидит в кабине, а потом и вовсе ложится [27]? Насчет напарника тоже не все гладко. Его предательство даже на беглый взгляд представляется весьма сомнительным, но с этим надо разбираться. А вот что напарник не трус, ясно сразу: если уж говорить о риске, так тот, кто ушел куда-то вбок – в пургу, в метель, – не в пример больше рискует, чем оставшийся в кабине.
Другое дело, что ни активность с пассивностью, ни энергичность с нерешительностью, ни склонность к риску с осторожностью не являются заведомо позитивными или негативными качествами. Все зависит от обстоятельств. Но привычная трактовка “Дорожной истории” неудовлетворительна прежде всего тем, что не отвечает на главный вопрос сюжета: почему герой отказался уйти с напарником и остался в машине?
2. Напарники
Традиционно напарнику приписывают два порока: трусость и предательство. И напрасно. Поначалу он не вмешивается (третий час молчит), и рассказчик, возможно, на правах старшего, поступает по своему разумению: они сидят в машине и ждут – авось проедет кто-нибудь и вытянет. Но время идет, пурга не стихает, скоро ночь, да еще Новый год на пороге, – в такое время, при такой погоде помощи ждать неоткуда. Тогда напарник и подает голос:
“Глуши мотор, – он говорит, –
»
При чем здесь трусость, малодушие? Это трезвый взгляд на ситуацию, в которой оказались два человека, ну и, понятно, грузовик. Напарник ищет выход из тупика, и это действительно тупик: надо изменить ситуацию, иначе они погибнут. Те, кто принимает этого персонажа за предателя и труса, почему-то не замечают, что он ищет выход не для себя одного – для обоих. Он не бросает рассказчика, а предлагает уйти вместе:
Мол, видишь сам – тут больше нечего ловить.
Мол, видишь сам – кругом пятьсот,
И к ночи точно занесет –
Так заровняет, что не надо хоронить.
Первые две строки этой строфы – прямая речь напарника, в остальных четырех герой передает нам смысл его реплики своими словами (свидетельство чему – словечки мол). Таким образом, мы можем сравнить, что имел в виду напарник и как герой его понял. Между этими фрагментами нет смысловых противоречий, значит, герой верно понял напарника. Более того, точно так же думает и он сам, ведь, излагая доводы товарища, рассказчик лишь другими словами повторяет то, что говорил вначале от себя, недаром в этих эпизодах столько параллелей:
Назад пятьсот, пятьсот вперед…
… кругом пятьсот…
Сигналим зря – пурга, и некому помочь.
… тут больше нечего ловить.
МАЗ, который .
Так заровняет, что не надо хоронить.
Впечатление такое, что картина этого происшествия нарисована при помощи циркуля и линейки. Назад пятьсот – пятьсот вперед, кругом пятьсот, под Новый год – герой и его напарник попали не только в окружение разбушевавшейся стихии, но и в центр ситуации. Не от стихии, а от них самих зависит, в каком направлении будет развиваться, куда двинется дорожная история. Присутствие таких “половинных” образов, как назад пятьсот – пятьсот вперед, укрепляет ощущение, что не только дорога, которую напополам “сломала” застрявшая в снегу машина [28], а и герой с напарником – две половинки расколовшегося целого.
Но вернемся к разговору персонажей. Как мы помним, взаимопонимания у них не было. Герой обрезал напарника:
Я отвечаю: “Не канючь!”
А он – за гаечный за ключ…
Будем объективны: оба повели себя неадекватно. Канючить – это жалостливо, надоедливо о чем-то просить. Напарник и не просил, и не жаловался, так что третировать его не за что. Но и гаечный ключ – слишком жесткий ответ на реплику рассказчика, пусть и несправедливую, и обидную. Такой обоюдный перехлест – след прошлых небезоблачных отношений, однако для нашей темы важен другой смысл. Реплика героя:
… И волком смотрит – он вообще бывает крут…
А тут глядит в глаза – и холодно спине… [29] –
свидетельствует не только о напряженных взаимоотношениях, но и о том, что у напарника сильный характер. А это, в свою очередь, косвенно (прямых свидетельств нет) говорит о сильном характере самого героя: раз такой напарник уступает ему право управлять ситуацией (третий час молчит
… И кто кого переживет,
Тот и докажет, кто был прав, когда припрут.
Вроде бы замена ожидаемого что был прав на кто был прав не играет особой роли, ведь общий смысл фразы не меняется: кто выживет, тот и убедит начальство / суд, что именно он был прав. Но одушевленное кто вместо бездушного что выявляет ощущение героя, что даже и после гипотетической смерти одного из них умерший – как живой для оставшегося: их все равно двое.
Он был мне больше чем родня...
У Высоцкого нередко “брат” означает “друг” [30]. Но больше чем родня, то есть “больше чем брат”, значит, что герой ощущает напарника как бы частью себя самого. Иными словами, он не представляет себе жизни без напарника. А это влечет, кроме прочего, неизбежную зависимость от него.
Он ел с ладони у меня…
Братья наши меньшие недаром вспоминаются, ведь с ладони едят домашние животные – существа не только зависимые от своего благодетеля, но и заведомо низшие. Откровенна попытка героя хотя бы в своем представлении уменьшить зависимость от напарника. И еще один мотив надо расслышать: для нормального самоощущения рассказчику недостаточно чувствовать себя просто достойным человеком, ему нужно быть лучшим. Причем сравнивать себя с тем, кто от него зависит, то есть находится в заведомо проигрышном положении. Его тянет к таким отношениям, потому что, независимо от обстоятельств, герой всегда окажется в выигрыше. Конечно, это проявляется неуверенность в себе, в том, что в новой, другой ситуации он тоже выдюжит, поведет себя достойно. В конечном счете подобные ощущения – это всегда страх перед быстроменяющейся жизнью, неостановимо текущим временем.
… И кто там после разберет,
Что он забыл, кто я ему и кто он мне…
“кто есть кто”, “кто он и кто я”, и герой продолжает говорить о неравенстве. На самом деле смысл обратный: мы одинаково важны друг для друга [31] (отсюда и параллельные грамматические конструкции). Равновесность проявляется и в поведении персонажей. Одному в экстремальных условиях тяжелее, чем вдвоем, и напарник, возможно, заслуживает нареканий [32]. Но и герой тоже, ведь его реакция на уговоры напарника – чистой воды упрямство: в пургу, на пустынной дороге сидением в кабине и машину не спасешь, и сам замерзнешь.
Кстати, про МАЗ. Если дело к ночи, пурга усиливается, надежды на помощь никакой и запросто можно погибнуть, – кто поверит, что герой отказывается уйти, потому что не хочет бросить машину [33]? Ведь, рискуя жизнью, спасать грузовик, – извините, даже по советским меркам это смахивает не на идеализм, а на идиотизм. Но похож ли рассказчик на недоумка?
Наш житейский опыт заставляет рассмотреть еще один вариант. Может, МАЗ везет важный / опасный груз, или сам грузовик чем-либо ценен? Но из текста мы ничего не узнаём ни о машине, ни о грузе (если он вообще есть). Значит, перед нами обычный грузовик и обычный рейс. Машина в дорожной истории и в этом конфликте персонажей ни при чем. Пытаясь разобраться в том, почему повздорили шофер и его напарник, про МАЗ можно смело забыть: ссора с ним не связана.
Кстати, текст дает ясно понять, что рассказчик отнюдь не восторженный энтузиаст, одурманенный советскими лозунгами. Недаром, вспомнив обрывок фальшиво-пафосной инструкции перед поездкой за Урал, которую ему пришлось выслушать от начальника, не только ловкого торгаша, но и демагога:
… этот МАЗ на стройках ждут! –
он буднично прибавляет:
А наше дело – сел-поехал, ночь-полночь…
Да и не тот это случай, когда ценой жизни спасают народное добро. Так что остался герой в кабине не из высоких побуждений. Но только ли из чистого упрямства?
3. Рассказчик
Теперь вернемся к началу дорожной истории, там есть несколько любопытных моментов.
Дорога, а в дороге МАЗ…
Простые слова, простой смысл: в первый раз дорога означает дорожное полотно, по которому ездят, а во второй, в составе сочетания, передает смысл перемещения в пространстве. В дороге МАЗ должно бы означать, что грузовик движется, но дальше мы узнаем, что он по уши увяз. Противоречие? Вовсе нет. Союз а указывает на то, что вторая часть строки дополняет первую, то есть на протяжении всей строки речь идет об одном и том же, это и не дает сменить один смысл слова дорога – пространственный образ на состояние. И в первом, и во втором случае одна и та же дорога – дорожное полотно. В этом смысловом поле в дороге МАЗ – нечто на манер мухи в янтаре. С самого начала ясно, что ситуация намертво обездвижена.
Этот смысловой нюанс – деталь не сюжетного плана, а эмоционально-психологического, она говорит нам не столько о реальном положении МАЗа (который увяз, конечно, не в полотне дороги, а в снегу), сколько о состоянии героя песни. Это он, а не грузовик, увяз по уши… На что он надеется и сбылись ли его надежды, мы узнаем к концу текста. А пока –
В кабине тьма…
Судя по тому, что лишь к ночи точно занесет, дело происходит днем. Правда, в такую пургу и днем темень не только в кабине, а повсюду. Но для героя, кажется, ничего, кроме кабины МАЗа, не существует. Вообще-то кабина и загораживает от внешнего мира, и соединяет с ним – через окна, ветровое стекло. Первое герой ощущает, а второе нет. Для него кабина – как скорлупа, раковина улитки. Другими словами, дом. И, как свойственно всякому дому, “состояние” кабины – своеобразная проекция внутреннего мира хозяина. В – тьма внутреннего состояния рассказчика [34].
А теперь заглянем в конец дорожной истории:
... Конец простой: пришел тягач,
И там был трос, и там был врач,
…
Герой лукавит: конец не простой, а просто-таки чудесный. Это и есть единственный темный, то есть не подготовленный, ничем не обусловленный эпизод сюжета. Избавление явилось, словно в сказке, ниоткуда и непонятно каким образом. Но герою неважно, как все это связано между собой и с ним, вот он и перечисляет, словно перебирает волшебные камушки – каждый сам по себе: тягач, и … трос, и … врач…
И МАЗ попал куда положено ему…
Как будто машина сама добралась по назначению, а шофер ни при чем. Вот еще одно свидетельство того, что герой внутренне выключен из движения.
И он пришел – трясется весь,
Я зла не помню – я опять его возьму.
Но, может, совсем не в отходчивости рассказчика дело, а в чем-то другом, более важном?
4. Дорога в никуда?
Посмотрим на сюжет “Дорожной истории” в общем контексте песен-путешествий Высоцкого. Герои некоторых песен идут пешком, но большинство едут на конях, в автомобилях, других средствах передвижения [35]. Они жаждут быстрого перемещения, вот и тянутся к “погибели на колесах”. А еще, как это ни странно, – из-за своей пассивности, стремления, чтобы все совершилось помимо них, без их участия и усилий. Вот самые выразительные примеры:
Выручай же, брат!..
Выносите, друзья, выносите, враги!
Укажите
Укажите мне место, какое искал…
Авось подъедет кто-нибудь и вытянет…
меня, Кривая…
только вывези!
Как бы так угадать, , чтобы в спину ножом…
И ударит душа на ворованных клячах в галоп…
Наш рассказчик – из этой группы персонажей:
И он ушел куда-то вбок –
Я отпустил, а сам прилег…
Другая заметная черта песен-путешествий Высоцкого – неясность цели передвижения [36] героя. К “Дорожной истории” это вроде бы не относится, ведь наш герой . Но это не цель, а лишь направление движения, хотя в большинстве песен-путешествий и того нет.
Мы оба знали про маршрут –
Что этот МАЗ на стройках …
И это не цель. Загвоздка не в отсутствии точного адреса, а в том, что если один конкретный грузовик – этот МАЗ – ждут на стройках, то неминуемо превращаются в нечто столь же мифическое, как пресловутые закрома родины.
Даже для конкретной машины известный маршрут заканчивается не пунктом назначения, а пустым лозунгом. Это, конечно, свидетельствует не о сюжетах, а о героях-путешественниках Высоцкого. Что ни говори, а стремление достичь пространственную цель им явно не присуще, в чем можно увидеть негативную черту характера персонажа. Но можно посмотреть на это и под другим углом зрения.
Не ошибаемся ли мы, определяя соотношение эпического и лирического начал в поэзии Высоцкого в пользу эпического? Может быть, в его поэтическом мире, в том числе и в сюжетных текстах, доминирует не эпика, а лирика, и сюжетный пласт во многих случаях является метафорой внутренней жизни героя? Не являются ли многочисленные перемещения героя ВВ в пространстве знаком каких-то перемен в его душе?
5. Сон в руку
И он ушел куда-то вбок [37],
Я отпустил, а сам прилег.
Мне снился сон про наш веселый наворот...
куда-то), главное – что все-таки ушел, сдвинулся с места. Но то, что неважно герою, важно нам. Из ситуации, в которой куда ни кинь, везде пятьсот – хоть вперед, хоть назад, хоть кругом, – выход таки был. И это выход вбок, в сторону от дороги, на которой МАЗ, увязший по уши, и упрямец-герой в кабине.
“Отпустил” герой не напарника, а ситуацию: будь что будет, пусть идет, как идет. А сам прилег. В этом месте сюжета становится откровенно заметно его прямое родство со стихотворением “Я дышал синевой…”:
… А сугробы прилечь завлекали.
… Как ямщик замерзал в той глухой незнакомой степи.
… И никто не сказал: шевелись, подымайся, не спи!
Все стоит на Руси,
До макушек в снегу…
… Дай веселья в пургу,
Дай не лечь, не уснуть, не забыться!
Снег кружит над землей,
Над страною моей,
Мягко стелет, в запой зазывает.
Пьет и хлещет коней,
А непьяный ямщик замерзает [38].
В ближайшем родстве с “Дорожной историей” и стихотворение “Если где-то в глухой неспокойной ночи…”:
… Где же ты – взаперти или в долгом пути?
На каких ты сейчас перепутиях и перекрестках?
Может быть, ты устал, приуныл,
–
И не можешь обратно дорогу найти?
… Если трудно идешь, по колени в грязи…
Хоть какой – доберись, добреди, доползи!
Ближний поэтический контекст с особой отчетливостью демонстрирует несправедливость обвинений в адрес напарника: он-то как раз и пытался расшевелить героя, не дать ему уснуть – умереть.
Мне снился сон про наш веселый наворот:
Что будто вновь кругом пятьсот…
Вновь – это значит во сне повторяется то, что было наяву. Именно былопрошло! Выходит, только внешне в положении героя ничего не изменилось. Оказывается, своим уходом напарник прорвал кольцо безвыходности (кругом пятьсот) не только для себя – для двоих! [39]
– у него не хватило энергии действия. Это и есть то качество напарника, которым он дополняет героя и необходим ему. Совсем не тягач с тросом и врачом, а напарник спас героя от смерти, поделившись с ним энергией поступка, движения. Энергией жизни.
В парных образах у Высоцкого всегда подчеркнуто и доминирует общее. Это части единого целого, как герой и напарник из “Дорожной истории”. Один из главных позитивных смыслов дуэтности образов в сюжетах ВВ в том, что человек не может и не должен быть одинок в разноликом мире людей. Пара образов – знак множественности мира.
Но иногда парность – всего лишь мираж, а образ один, и в этом его главный смысл. Таковы звезды и ракушки из “Реальней сновидения и бреда…”. [40] Таковы же и полюса в мире Высоцкого. Об этом – в следующей главе.
2004
19* (12) Федина Н. О соотношении ролевого и лирического героев в поэзии В. С. Высоцкого // В. С. Высоцкий: исследования и материалы. – Воронеж, 1990. С. 107.
20* (13) Там же.
22* (13) Там же. С. 109.
23* (13) Там же. С. 110.
24* (13) Там же. С. 110, 111. Выделено автором цитаты. – Л. Т.
25 (13) К обеим этим особенностям статьи не стоит придираться уже хотя бы потому, что они общие едва ли не для всех публикаций о Высоцком 80-х – начала 90-х годов.
Рощина А. Автор и его персонажи // МВ. Вып. II. С. 127.
27 (14) Мне могут возразить, что в этой песне есть еще и рассказ персонажа о своем прошлом, где он предстает человеком активным (И голове своей руками помогал опоры, чтобы рассматривать характер героя в развитии. Придется ограничиться трудным рейсом, к тому же это самая интересная часть текста: одно дело – рассказ человека о себе, и совсем другое – увидеть его в действии (или бездействии, как в данном случае).
28 (15) Очевидно переломными являются и временные вехи дорожной истории: недаром она происходит накануне нового года и нового дня.
29 (16) Глядит в глаза – и холодно спине, другими словами, пронзает насквозь. Это напоминает эпизод из стихотворения “Дурацкий сон, как кистенем…”:
– он в спине
Холодной дрожью…
Та же спина, то же пронзающее насквозь лезвие ножа / взгляда, та же рука / ладонь, тот же холод. Вспомним и мотив сна, занимающий в обоих текстах центральное место.
30 (16) Общий корень слов брат и друг – родство, в одном случае по крови, в другом – душевное. Но в этом сближении можно увидеть признак слабости чувства кровного родства, семьи, дома, и в самом деле свойственной большинству героев Высоцкого.
“Он не вернулся из боя”.
32 (17) Но так ли уж виноват напарник? Зная, что и товарища не спасет, и сам погибнет, он не стал впустую рисковать своей жизнью. Похоже, мы требуем от него не мужества и благородства, а безрассудства.
33 (17) Рассказчик во всем противоречит напарнику, например, один заявляет пусть этот МАЗ огнем горит, а другой остается в машине. Однако это вовсе не означает, что герой остался, не желая бросить МАЗ. В тексте песни нет ни прямых, ни косвенных свидетельств того, что забота о машине была причиной его поступка.
34 (18) Мотив “кабина – дом” поддерживается и явной параллелью со второй частью текста песни “Очи черные” (В кабине тьма / дом … погружен во мрак).
“Моей цыганской”, “Охоты на волков”, “Иноходца”, “Натянутого каната”, “Разбойничьей”, песен альпинистского цикла. Преодолевать пространство персонажам ВВ помогают:
- кони (“Кони привередливые”, “Очи черные”, “Купола”, “Пожары”, “Райские яблоки”).
- автомобиль (“Горизонт”, “МАЗ-500”, “Чужая колея”),
- корабль (“морские” песни),
- поезд (“Бодайбо”, “Попутчик”),
“Москва-Одесса”),
- лодка (“Две судьбы”).
36 (20) Подробно о цели путешествий в сюжетах ВВ см. в первой книге этой серии (С. 162-164).
37 (20) Как обычно у Высоцкого, “Дорожная история” отзывчива: в ней нетрудно найти параллели со множеством других его текстов, но особенно с “Чужой колеей”. Главное в них – одинаковый выход из ситуации, вбок:
И он ушел куда-то вбок…
Гляжу – размыли край ручьи весенние,
Там выезд есть из колеи – спасение!
“Я дышал синевой…” с первой частью “Очей черных”.
39 (22) Но можно ли вновь считать спасительным, если далее во сне появляется мотив безвыходности? Ворота – это, конечно, врата рая / ада, ведь только в эти ворота можно войти, но невозможно выйти из них. Однако, не находя выхода, герой все-таки и не входит. Удержаться на грани, чтобы затем вернуться в жизнь, – в этом герою и помогает энергия жизни, которой поделился с ним напарник.
40 (22) Такой вывод следует из анализа образного контекста стихотворения “Реальней сновидения и бреда…” (см. подробно в первой книге серии – с. 43). А недавно он получил еще одно подтверждение.
А. Крылов познакомил меня с фрагментами новых комментариев к двухтомнику Высоцкого. В пояснении к тексту песни “Реальней сновидения и бреда…” упомянута повесть Б. Можаева “Падение лесного короля”, по которой был снят фильм. Для него, по предположению А. Крылова, Высоцкий и написал песню. Приведен и отрывок из повести, в котором один из персонажей рассказывает удэгейскую легенду: “На вершине... сопки Сангия-Мама, наш главный бог, вырыл чашу и наполнил ее водой. Озеро там, понимаешь. И будто в том озере, на дне, есть небесные ракушки – кяхту. Кто эти ракушки достанет, тот будет самый богатый и сильный, как Сангия-Мама <…>” (Можаев Б. Собрание соч.: В 4 т. – М., 1989. Т. 1. С. 491). – вот он, единый образ из песни Высоцкого! Не знаю, читал ли ВВ всю повесть Можаева, но то, что приведенный фрагмент стал прообразом будущей песни, по-моему, очевидно.