Шилина О. Ю.: "М. Зощенко и В. Высоцкий - традиции оптимистической сатиры"

«М. Зощенко и В. Высоцкий:

традиции оптимистической сатиры»

И рассказать бы Гоголю
про нашу жизнь убогую, -
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.

Владимир Высоцкий. «Песня о сумасшедшем доме». 1965/66 г.

В одной из статей о юморе М. Зощенко признавался, что свои первые работы он делал, «подражая Чехову и Гоголю». Известно, что Зощенко, не любивший разного рода сравнений и сопоставлений и очень болезненно на них реагировавший, охотно проводил параллель между собой и Гоголем. [1] С ним он находил много общего – от происхождения до взглядов на литературу и от сходства в сюжетах до совпадений в творческой судьбе.

Еще современные Зощенко критики обнаружили исторические прецеденты его творчества - «мрачную» сатиру Салтыкова-Щедрина, юмористическую новеллу Чехова, комический сказ Лескова и, конечно же, «смех сквозь слезы» Гоголя. Надо сказать, что из всех сопоставлений родство с Салтыковым-Щедриным менее очевидно: известно, что сам Зощенко не любил Салтыкова-Щедрина за его «сатирическую «неполноту», которую Щедрин не пытался преодолеть». [2] Преемственность сатирической традиции Гоголя и Чехова более очевидна: это и приемы создания комического, и спектр чувств по отношению к изображаемому персонажу (осмеяние в сочетании с сожалением), и принцип изображения действительности – через драматизм повседневности. Наконец, знаменитая комическая сказовая новелла Зощенко родилась на перекрестке гоголевской и чеховской традиций. Кроме того, подобно своим великим предшественникам, Зощенко стремился, разоблачая зло, постоянно искать и находить «человеческое в человеке», видеть «за мертвыми душами души живые». По мнению одних исследователей, «поразительная особенность художественного сознания писателя состоит в том, что он видит в жизни немало гротескного и страдает от этого «театра абсурда», но где-то в глубине него таится гуманистическая надежда, что все в мире может перемениться». [3] Другие считают, что он «стоял за жизнеутверждающее искусство, показывающее гармоничного, сильного и красивого человека, пронизанного светлым мироощущением. Его обращение к сатире, к юмористическим рассказам было продиктовано необходимостью борьбы за такого человека». [4]

Все это говорит о том, что Зощенко является продолжателем традиции оптимистической сатиры в русской литературе.

Здесь необходимо оговориться, что именно мы будем понимать под этим термином, ибо в литературе о Зощенко не сложилось сколько-нибудь точного его определения. Прежде всего следует отметить, что «оптимистическая» сатира не есть «положительная», выдвинутая официальной критикой 30-х гг. как основное «требование совмещать в сатирическом произведении критику недостатков с апологией достижениям». [5] К ней, как известно, у Зощенко было негативное отношение, которое он не стеснялся демонстрировать. Саму формулу «положительной сатиры» он считал «рыхлой» и «непонятной». К понятию же «оптимистической сатиры» он вплотную подошел (хотя и не сформулировал) в своем известном выступлении «О комическом в произведениях Чехова» (1944), где достаточно убедительно обосновал необходимость существования положительного начала в литературе и признал сатиру, лишенную его, «неполной». Заключая это выступление, Зощенко подытожил, что Чехов будучи сатириком, «стремился к утверждению жизни». [6] Таким образом, оптимистическая сатира - это прежде всего жизнеутверждающая сатира.

Одним из ярких продолжателей традиции гуманного смеха в русской литературе нового времени стал Владимир Высоцкий, широко использовавший опыт М. Зощенко в своих произведениях.

Это сопоставление – Зощенко-Высоцкий – возникло уже в одной из первых рецензий на творчество поэта, появившейся после его выступлений в Куйбышеве в местной газете в 1967 году: «Персонаж многих песен Высоцкого очень похож на того типа, которого охотно выводил на люди М. Зощенко. Именуется он с той или иной степенью верности словами «современный мещанин»». [7] Впоследствии эта параллель вновь возникнет в литературе, посвященной творчеству поэта, но уже в связи с традицией сказа: «Ролевой стих Высоцкого очень близок к сказу Зощенко, вернее, - авторский стих поэта и есть новелла Зощенко, только в стихах». [8] Действительно, Высоцкий продолжил линию комического сказа, идущую от Гоголя и Лескова, возрожденную Зощенко и казавшуюся исчерпанной уже в конце 20-х гг.: «Линия комического сказа, идущая от Лескова и возрожденная Зощенком, проходила одно время в центре современной «большой литературы». Но это время оказалось кратким эпизодом. Комический сказ, как жанр, сейчас уже, по-видимому, исчерпан» [9]

Форма сказа, как известно, является одним из оптимальных вариантов для сатиры, ибо, во-первых, характер ставится здесь в условия полного самораскрытия, во-вторых, оценка героя осуществляется не автором, а читателем, и, в-третьих, в силу оппозиционности сказового слова он является «едва ли не самой удобной формой создания образа». [10]

Что же касается преемственности Высоцкого сатирической традиции Зощенко, то подробно эта тема еще не рассматривалась, однако была затронута в нескольких работах. [11] В данной статье мы не ставим целью всесторонне исследовать эту проблему (так как она очень многоаспектна) - мы попытаемся лишь обозначить основные пути ее дальнейшего изучения

– современный обыватель. Причем, как и у Зощенко, это не обязательно отрицательный персонаж – часто это просто неудачник, простак, порой недалекий, не очень культурный, но по своей сути совсем неплохой человек.

Так, герой песни «Поездка в город», отправленный родней в столицу за «дефицитом», бегает со «списком на восемь листов», «тыкаясь в спины» и «блуждая по ногам», и в поисках нужного «товара» забредает в валютный магазин:

Да что ж мне – пустым возвращаться назад?!
Но вот я набрел на товары.
«Какая валюта у вас?» - говорят.
«Не бойсь, - говорю, - не доллары!»
Растворимой мне махры,
зять – подохнет без икры,
Тестю, мол, даешь духи для опохмелки!
Двум невесткам – все равно,
мужу сестрину – вино,
Ну а мне – вот это желтое в тарелке! [12]

Здесь осмеянию подвергается не столько сам персонаж, сколько ситуация, хорошо знакомая многим по недавнему советскому прошлому: дефицит, очереди и невозможность даже при наличии денег купить необходимое. Герой же вызывает у читателя-слушателя, скорее, жалость, сочувствие, чем неприязнь, и добрую дружескую улыбку, а не язвительный смех.

Аналогичным образом обстоит дело с героем песни «Инструкция перед поездкой за рубеж, или Полчаса в месткоме», который «в загранкомандировку от завода угодил», причем непонятно даже в какую страну: то ли в «польский город Будапешт», то ли – в Улан-Батор, то ли в Бангладеш:

Популярно объясняю для невежд:
Я к болгарам уезжаю –
в Будапешт.
«Если темы там возникнут –
сразу снять, -
Бить не нужно, а не вникнут –
»

Ситуация тоже вполне узнаваемая: «инструктор – парень дока» проводит с ним необходимую беседу «про коварный зарубеж» и о том, как себя вести, дабы в полной мере соответствовать идеологическим и нравственным установкам общества и не уронить звание «советского человека»:

«Там у них уклад особый –
Нам так сразу не понять, -
Ты уж их, браток, попробуй
Хоть немного уважать.
Будут с водкою дебаты – отвечай:
«Нет, ребяты-демократы, - только чай!»
От подарков их сурово отвернись:
«У самих добра такого – завались!»
…………………………………………..
«Буржуазная зараза
Все же ходит по пятам, -
Опасайся пуще глаза
Ты внебрачных связей там:
Там шпиёнки с крепким телом, -
Ты их в дверь – они в окно!
Говори, что с этим делом
Мы покончили давно».
(I, 390 – 392)

«У нее все свое – и белье, и жилье…» [13] - просто неудачник, безнадежно влюбленный в недосягаемую для него красавицу, у которой «старший брат футболист «Спартака», а отец – референт в Министерстве финансов». Подобно героям произведений древнерусской литературы («Азбука о голом и небогатом человеке», «Моление», «Слово Даниила Заточника» и др.) он смешит собой, своим «жалким положением» и нелепыми версиями решения своей проблемы. Он пускается в небылицы, выдавая желаемое за действительное, наделяет себя несуществующими качествами, тем самым стараясь «сравнять» положение:

Я скажу, что всегда на футболы хожу –
На «Спартак», - и слова восхищенья о брате.
Я скажу, что с министром финансов дружу
И что сам как любитель играю во МХАТЕ. (I, 188)

И, наконец, он вызывает смех принятием совсем уж «шутовского» решения:

Ничего, - я куплю лотерейный билет –
И тогда мне останется ждать так недолго:
И хотя справедливости в мире и нет,
По нему обязательно выиграю «Волгу». (I, 502)

Однако герой произведений Высоцкого далеко не всегда так безобиден; нередко это склочник, сплетник, завистник. На первый взгляд, это фигура малопривлекательная, однако в изображении В. Высоцкого он вызывает скорее жалость и смех, нежели неприязнь. Спектр авторского отношения к персонажам близок зощенковскому: он не выходит за рамки снисходительной иронии и сожаления, не достигая пределов осуждения и сарказма.

Герой «Песни завистника» - «родной брат» обитателя коммунальных квартир из произведений М. Зощенко – проникнут завистью к своему соседу-геологу:

Мой сосед объездил весь Союз –
Что-то ищет, а чего – не видно, -
Я в дела чужие не суюсь,
Но мне очень больно и обидно.
У него на окнах – плюш и шелк,
Баба его шастает в халате, -
Я б в Москве с киркой уран нашел
При такой повышенной зарплате!

Он нарочно ничего не ищет:
Для чего? – ведь денежки идут –
Ох, какие крупные деньжищи!
А вчера на кухне ихний сын
Головой упал у нашей двери –
И разбил нарочно мой графин, -
Я – мамаше счет в тройном размере.

Он, конечно, уязвлен такой несправедливостью и стремится установить справедливость доступными ему методами:

Ему, значит, - рупь, а мне – пятак?!
Пусть теперь мне платит неустойку!
Я ведь не из зависти, я так –
Ради справедливости, и только.
…Ничего, я им создам уют –
Живо он квартиру обменяет, -
У них денег – куры не клюют,
А у нас – на водку не хватает!
1965 (I, 88-89)

В свое время «сказ явился оптимальным вариантом для изображения одного из центральных сатирических героев эпохи – обывателя». Вслед за М. Зощенко Высоцкий создает сатирический портрет современного ему мещанина не как социальный, но как нравственно-психологический тип. [14] Герой сатирических произведений Высоцкого, подобно героям комической сказовой новеллы Зощенко, предстает перед читателем-слушателем в системе самооцениваемых действий: «выговариваясь, он сам выявляет свою достойную сатирического осмеяния сущность». [15]. Кроме того, с зощенковским героем его роднит непогрешимость в суждениях: он привык судить обо всем со своей позиции, которую он считает единственно правильной, и осмысливать происходящее с высоты своего кругозора – «от ларька до нашей бакалеи».

Например, в «Песне автозавистника» (1971) перед нами герой, осуждающий частную собственность во всех ее проявлениях и готовый бороться с ней всеми возможными методами:


Ушел в подполье – пусть ругают за прогул!
Сегодня ночью я три шины пропорол, -
Так полегчало – без снотворного уснул!
(I, 337)

Более того, герой намерен отказаться от владения своей собственной машиной, которую он собирает по частям: «Отполирую и с разгону разобью / Ее под окнами отеля «Метрополь». Однако он занимает подобную позицию до тех пор пока сам не становится обладателем «Жигулей», тогда-то в нем и просыпается дремавший доселе «частный собственник» и берет над ним верх, и вот он сам уже выступает в роли пресловутого «частного собственника»:

Нет, чтой-то ёкнуло – ведь части-то свои! –
Недосыпал, недоедал, пил только чай…
Всё, - еду, еду регистрировать в ГАИ!..
Ах, черт! – «москвич» меня забрызгал, негодяй!
Он мине не друг и не родственник,
Он мине – заклятый враг, -
Очкастый частный собственник
В зеленых, серых, белых «москвичах»!

Как видим, сатирические песни Высоцкого, как и произведения М. Зощенко, не оставляют ощущения безысходности, безнадежности. По мнению В. И. Новикова, «при всей <…> высоте оценочных критериев личности Высоцкий умел в каждом, самом опустившимся, самом ограниченном, самом озлобленном человеке раскопать человеческое и живое». [16] Он избегал лицемерно-схематических ярлыков, подобно тому, как М. Зощенко отрицал существование такой человеческой категории, как обыватель, в чистом виде. По его мнению, «есть человек – носитель тех или иных обывательских черт. Эти черты есть в каждом человеке. Только у одного их меньше, у другого – больше. «Я соединяю эти характерные, часто затушеванные черты в одном герое, и тогда герой становится нам знакомым и где-то виденным», - писал Зощенко.

Он высмеивал обывательские черты в человеке, а не самого человека». [17]

Поэтический мир Высоцкого густо заселен героями, которых принято называть «простыми людьми» (М. Зощенко вслед за Достоевским называл их «бедными»). Это обыкновенные, ничем не примечательные люди - современники поэта - с их повседневными заботами, представлениями, переживаниями. Однако, «в изображении и подаче Высоцкого почти любое жизненное явление перестает быть заурядным, ординарным, незначительным и обретает статус личностного, общеинтересного, всеобщего». [18]

Оттого, наверное, его «диалог с обыденным сознанием» (В. Толстых) не оборачивается осуждением или осмеянием, а лишний раз служит подтверждением того, что и оно имеет право на существование. Единственное, что свидетельствует об отношении автора к персонажу – ирония. Именно она устанавливает ту дистанцию между автором и рассказчиком, которая в конечном счете и «разрушает иллюзию идентичности их взглядов». [19]

Стихотворение «Мы бдительны - мы тайн не разболтаем...» (1978) - один из примеров авторской полемики с догматическим сознанием, тоталитарным типом мышления. Его герой ощущает себя частью единого целого, вовлеченного в некий грандиозный исторический процесс:


Границ, успехов, мира и планет. (2, 159)

Более того, он глубоко убежден, что этот процесс и все, что с ним связано, нуждаются в защите, охране от невидимых врагов:

Мы бдительны - мы тайн не разболтаем, -
Они в надежных жилистых руках...

Герой этого стихотворения поглощен всеобщими, глобальными проблемами и интересами, не придавая значения собственным:

Свой интерес мы - побоку, ребята, -
На кой нам свой, и что нам делать с ним?

Будучи уверенным, что выражает мнение большинства, он ведет свой монолог хотя и от первого лица, но во множественном числе - «мы». Ироническое отношение автора к своему герою реализуется здесь преимущественно с помощью контраста, противоречия. Вот в самом начале своего монолога герой с угрожающей твердостью признается в готовности хранить «тайны», а оказывается, что он ни в какие тайны не посвящен, а потому и хранить нечего:

Мы бдительны - мы тайн не разболтаем, -

К тому же этих тайн мы знать не знаем -
Мы умникам секреты доверяем, -
А мы, даст бог, походим в дураках.

Он с гордостью говорит о всеобщих успехах: «они весомы - и крутых замесов», но, оказывается, вся проблема состоит в том, что «нет разновесов», чтобы их «взвесить»: «Успехи взвесить - нету разновесов, - / Успехи есть, а разновесов нет...». Он признается в отсутствии собственных, личных интересов, - однако по всему видно, что его волнуют вопросы мировой политики:


Как негры там? - а тут детей купай, -
Как там с Ливаном? что там у Сомосы?
Ясир здоров ли? каковы прогнозы?
Как с Картером? на месте ли Китай?

ситуацию в рассказах Зощенко, но вследствие того, что о проблемах подобного масштаба говорится на бытовом уровне, - между хоккеем и купанием детей («В шесть - по второй глядели про хоккей, / А в семь - по всем Нью-Йорк передавали, - / Я не видал - мы Якова купали, - / Но там у них, наверное, - о’кей!»). Да и самое «окно в мир» оказывается суженным до рамок телевизора («Мы телевизоров напокупали») - возникает некое противоречие, придающее герою, да и всему произведению в целом, иронико-пародийный характер. Забавным выглядит и его неподдельный интерес к вручению орденов, которое вызывает умиление у всех членов его семьи:

«Какие ордена еще бывают?» -
Послал письмо в программу «Время» я.
Еще полно - так что ж их не вручают?!
Мои детишки просто обожают, -

Смысловое противоречие усиливается сквозной лексико-стилистической оппозицией: «Мы бдительны - мы тайн не разболтаем» // «этих тайн мы знать не знаем»; «Мы умникам секреты доверяем» // «А мы, даст бог, походим в дураках»; «Успехи есть» // «разновесов нет»; «Вчера отметив запуск агрегата» // «Сегодня мы героев похмелим». И, наконец, традиционное противопоставление «мы // они» и «там // тут», острота которого в данном контексте частично снимается «разномасштабностью» использования этих местоимений:

Я не видал - мы Якова купали, -
Но там , наверное, - о’кей!
... Как негры там? - а тут детей купай.

(Здесь и далее выделено мной - О. Ш.)

«Homo Sovieticus», однако у автора (а вслед за ним и у читателя) он, безусловно, вызывает улыбку, ироническую усмешку, но не осмеяние и уж тем более – не осуждение. Таким образом поэт вплотную подходит к социально-нравственным проблемам. «…Рожи кривые – как следствие уродливой социальной действительности» [20] - это высказывание М. Зощенко в полной мере можно отнести и к сатире Владимира Высоцкого.

Итак, что же характерно для сатирической поэзии Высоцкого? То же, что и для прозы Зощенко: это и бытовые сюжетные ситуации, выхваченные из повседневности, и герои - «простые», обыкновенные люди в обыкновенных обстоятельствах, и отношение автора к персонажам, и способ высмеивания - не унижая, не оскорбляя человека, а сострадая ему. Таким образом, Высоцкий, как и Зощенко, является продолжателем традиции гуманного смеха, восходящей, на наш взгляд, к древнерусской, и соединяющей черты обеих сторон смехового мира Древней Руси – скоморошества и юродства, так как «если скоморох увеселяет, то юродивый учит». [21] Подобная сатира имеет направленность не столько против, сколько во имя – смех «не ради зубоскальства, а ради преображения».

Примечания

[1] Об этом см.: Личность М. Зощенко по воспоминаниям его жены (1916 – 1929). Публикация Г. В. Филиппова //Михаил Зощенко. Материалы к творческой биографии. Кн. 1. СПб., 1997. С. 69.

[2]Кадаш Т. Мировоззренческие аспекты творчества М. Зощенко. Автореф. дисс…канд. филол. наук. М., 1996. С. 17.

[3] Попова Н. В. Художественное своеобразие новеллистики М. Зощенко 20-х гг. Автореф. дисс… канд. филол. наук. М., 1992. С. 16.

<М. Зощенко> // Русские писатели. ХХ век. Биобиблиографический словарь. Часть 1. М., 1998. С. 534.

[5] Кадаш Т. В. Мировоззренческие аспекты творчества М. Зощенко. Автореф. дисс…канд. филол. наук. М., 1996. С. 17.

[6] Зощенко М. О комическом в произведениях Чехова // Лицо и маска Михаила Зощенко. М., 1994. С. 104. (Выделено мной – О. Ш.)

[7] Шикунов В. Песня и гитара // Волжский комсомолец. Куйбышев. 27 мая 1967 г.

[8] Кириллова И. В. Традиция сказа в творчестве М. Зощенко и В. Высоцкого // Мир Высоцкого. Исследования и материалы. Вып. Ш. Т. 2. М., 1999. С. 327.

[10] Мущенко Е. Г., Скобелев В. П., Кройчик Л. Е. Поэтика сказа. Воронеж, 1978. С. 228.

[11] Кириллова И. В. Традиция сказа в творчестве М. Зощенко и В. Высоцкого // Мир Высоцкого. Исследования и материалы. Вып. Ш. Т. 2. М., 1999. С. 324 -331; Новиков В. И. Живой // Октябрь. 1988. № 1. С. 190; Новиков В. И. Владимир Высоцкий. Жизнь и творчество. М., 2000. С. 65, 69-70.

[12] Высоцкий В. Соч. В 2 т. Т. 1. Екатеринбург, 1997. С. 196-197. Далее ссылки на это издание приводятся с указанием номера тома и страницы в тексте.

[13] Варианты названия: «Песня про несчастную любовь», «Лирическая песня», «Несостоявшийся роман».

одной культуры, в то время как Зощенко, родившийся в конце XIX века, принадлежал, безусловно, совершенно иной культурной эпохе нежели герои его произведений, которые представляют новую - пролетарскую - во многом чуждую писателю культуру.

[15] Мущенко, Скобелев, Кройчик. Поэтика сказа. С. 232.

[17] Томашевский Ю. Смех Михаила Зощенко // Зощенко М. Избранное. М., 1981. С. 9. (Выделено мной – О. Ш.)

[18] Толстых В. Владимир Высоцкий как явление культуры... С. 340.

[19] Старков А. Юмор Зощенко. М., 1974. С. 68.

[20] Зощенко М. Из записей 1956-1958 гг. // Лит. газета. 1990. № 38. С. 13.

Раздел сайта: