О рассказе А. Платонова и балладе В. Высоцкого
(нравственно-психологический аспект)
Возникшее сопоставление «Платонов – Высоцкий» на первый взгляд может показаться неожиданным, однако даже незначительное приближение позволяет обнаружить далеко не случайную связь, существующую между этими художниками.
В данной статье речь пойдет не о влиянии или воздействии А. Платонова на В. Высоцкого, [1] а о типологических родстве и различии писателей, обратившихся к одной теме. При этом подразумевается, что они принадлежат, по сути, к разным историческим эпохам – и, тем не менее, оказываются в едином русле гуманистических исканий русской классической литературы.
«мировоззрение писателя, заявившего: «Без меня народ неполный», безусловно было близким Высоцкому, да и не только мировоззрение, но и некоторые формы его выражения, такие как мифологизм, социальная фантастика, ироническое юродство, честно совмещающиеся с мучительным поиском истины». [3] И действительно, художественное мышление писателя, с конца 1920-х годов формулировавшего свое творческое кредо как «сеять души в людях», не могло не быть близким поэту, которому цель его творчества виделась в «человеческом волнении». Роднит их и глубина философского осмысления действительности, и напряженность нравственного поиска, и постоянный искренний интерес к человеку, его внутреннему миру: то стремление в каждом видеть себя, а в себе - другого, которое дает глубокое осознание «всеобщности своей жизни», «ценности себя и окружающего» и которое А. Платоновым в его статье «Душа мира» определяется как Любовь. [4] Сходство философских и нравственных устремлений А. Платонова и В. Высоцкого находит отражение и в частичном совпадении некоторых особенностей их произведений: это характерный для обоих мотив движения, странничества, и сами герои, трагически раздвоенные, ощущающие «неполноту бытия», но жаждущие «преодоления душевной чужбины». Кроме того, герои произведений В. Высоцкого – и по времени, и по судьбе, и по их психологии и мировоззрению являются потомками строителей Чевенгура и землекопов «Котлована». Однако вопрос о подобной преемственности достаточно сложен и требует отдельного рассмотрения. В нашей статье мы ограничимся более узким кругом проблем и рассмотрим, как некоторые особенности мировоззрения этих писателей проявились на сходном материале, обнаружив при этом одновременно и некоторое различие, и родство.
В этом отношении наиболее интересными нам представляются такие произведения, как рассказ А. Платонова «Возвращение» (1946) и баллада В. Высоцкого «Я полмира почти через злые бои…» (1974).
Рассказ впервые увидел свет в журнале «Новый мир» (1946, № 10-11) под названием «Семья Иванова», а баллада написана поэтом для кинофильма «Одиножды один» (Ленфильм, 1974) как стилизация под вагонную песню с названием «Песня Вани у Марии». Написаны они на сходных этапах творческого пути каждого, когда в их творчестве еще более остро ощущается интерес к человеку, к его внутреннему миру. А. Платонов в конце 30-х годов писал: «… и голодно, и болезненно, и безнадежно, и уныло, но люди живут, обреченные не сдаются; больше того: массы людей, стушеванные фантасмагорическим, обманчивым покровом истории, то таинственное, безмолвное большинство человечества, которое терпеливо и серьезно исполняет свое существование, - все эти люди, оказывается, обнаруживают способность бесконечного жизненного развития». [5] И вот именно эта «способность бесконечного жизненного развития» и составляет нравственно-психологическую основу рассматриваемых нами произведений Платонова и Высоцкого.
В основе сюжета в том и в другом случае - мотив возвращения: солдат, вернувшийся с войны и из-за неверности жены не ощутивший радости встречи с родным домом. [6] Герой рассказа А. Платонова – капитан Иванов – приходит с фронта домой, где его ждут жена и двое детей. Событиям в семье, предшествовавшим непосредственной встрече героя, уделено в произведении незначительное место, однако достаточное для того, чтобы понять: фронтовика дома ждут. Ждут и любят, несмотря на некоторую отчужденность с той и с другой стороны, которая неоднократно подчеркивается Платоновым и которую он объясняет только одним – отвыкли«Любовь Васильевна теперь стеснялась мужа, как невеста: она отвыкла от него». [7] И далее: «…что-то мешало Иванову чувствовать радость своего возвращения всем сердцем, - вероятно, он слишком отвык от домашней жизни и не мог сразу понять даже самых близких, родных людей».
«санитарный эшелон» – «подвезли… на полуторке к самому дому» [8] – и нам становится ясно: значит, было ранение, затем – госпиталь, и вот герой возвращается домой инвалидом. В его движении к дому ощущается сосредоточенная динамичность: «под огнем / Я спешил, ни минуты не весел», в то время как платоновский герой идет домой неспешно, задерживается и останавливается по пути домой в другом городе: «В сущности, ему нужно было бы скорее ехать домой, где его ожидала жена и двое детей, которых он не видел четыре года. Однако Иванов откладывал радостный и тревожный час свидания с семьей. Он сам не знал, почему так делал, - может быть, потому, что хотел погулять еще немного на воле» (С. 209-210).
Каким же встречает хозяина родной дом? В рассказе А. Платонова встреча с домом не предвещает герою ничего дурного, более того, вместе с ней в его сердце поселяется «тихая радость» и «спокойное довольство». «Верность» дома своему хозяину подчеркивается при помощи такой детали, как запах дома: «Он дышал устоявшимся родным запахом дома – тлением дерева, теплом от тела своих детей, гарью на печной загнетке. Этот запах был таким же и прежде, четыре года тому назад, и он не рассеялся и не изменился без него» (С. 212). У Высоцкого, напротив, с первых же минут встречи с домом герой чувствует что-то неладное: и дымок над крышей «подымался совсем по-другому», «и хозяйка не рада солдату», «и залаяли псы на цепях» и, наконец, «за чужое за что-то запнулся в сенях». И если в рассказе Платонова дом и хозяйка составляют как бы единое целое по отношению к вернувшемуся хозяину, то в балладе Высоцкого дом – один из самостоятельных участников событий, причем наиболее «одушевленный» из всех (вопреки своей грамматической неодушевленности), ибо именно от него исходит чувство вины перед прежним хозяином за все случившееся: при встрече «окна словно боялись в глаза… взглянуть», а после его ухода они «раскрылись» и «взглянули… вслед виновато», словно извиняясь за свою беспомощность и невольное «соучастие» в происшедшем.
– лишь неприятная неожиданность, нарушившая привычный ход их жизни. Их поведение отличает совсем иная эмоциональная окрашенность: испуганная растерянность с одной стороны («хозяйка не рада солдату: / Не припала в слезах на могучую грудь, // А руками всплеснула – и в хату») и свинцовое равнодушие – с другой: «неприветливый новый хозяин» на горькую реплику пришедшего – «извините, товарищи, что завернул / По ошибке к чужому порогу» – «даже ухом в ответ не повел: / Вроде так и положено было». Этот контраст в поведении одушевленных и неодушевленных героев (как, впрочем, и самое противопоставление одушевленного неодушевленному) значительно усиливает эмоционально-психологическое звучание произведения, придавая ему оттенок трагичности.
Несмотря на столь значительную разницу в ситуациях в обоих произведениях момент осознания измены переживается героями почти одинаково. У Высоцкого: «Но смертельная рана сердце застряла». У Платонова: «Ну вот я и дома… Войны нет, а ты меня» (С. 224).
Выход из создавшегося положения им видится один – уйти из дома. Но если герой Высоцкого действительно навсегда уходит из родного дома, ставшего ему чужим, то герой Платонова все же возвращается. Несмотря на внешнюю разнонаправленность действий их поступки обнаруживают близкое родство. А. Скобелев и С. Шаулов в уже упоминавшейся монографии «Владимир Высоцкий: Мир и слово» обратили внимание на сходство «ситуаций и мотивов» в этих произведениях как отражение мировоззрений их авторов. Поведение героев рассматривается ими как подтверждение серьезного отличия их друг от друга. Однако нельзя не заметить, что при внешнем несходстве поступков героев их действия обнаруживают глубокую внутреннюю связь. На наш взгляд, это объясняется тем, что оба героя действуют в одной системе ценностных координат, и в этой системе их поведение абсолютно естественно и закономерно: каждый из них (один – уходя, другой – возвращаясь) исходит не из собственных интересов, а из интересов других, тех, кто рядом: «Прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем» (С. 229). Великодушное поведение героя баллады В. Высоцкого также продиктовано чем-то новым, не свойственным ему, прежнему: он уходит неожиданно тихо, по-доброму пожелав мира и любви, достатка и согласия всем, оставшимся в доме:
Чтоб согласье по дому ходило…
Несомненно, что в результате этих поступков оба героя совершают шаг в одну и ту же сторону – в сторону того самого «бесконечного жизненного развития», о котором писал Платонов. Но несомненно и другое: ни в том, ни в другом случае эта перемена не была бы возможна без предшествовавшего опыта войны. «Я всю войну провоевал, я смерть видел ближе, чем тебя…», - говорит герой рассказа А. Платонова своей жене, и его слова звучат как горький итог всего им пережитого. И без этого не смогло бы его сердце, поначалу ожесточившееся против жены, пробиться «на свободу, заполнив все его существо теплом и содроганием», и не смог бы он узнать «вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней» (С. 229).
«Мы ходили под богом, под богом войны - / Артиллерия нас накрывала…») подготовило необходимую почву для его дальнейшего «жизненного развития»: уходя, герой «не хлопнул дверьми, как когда-то», а, заглушив свою собственную боль, «силу воли позвал на подмогу», Вероятно, прежде он поступил бы иначе.
Итак, мы видим, что эти два произведения Платонова и Высоцкого наряду с типологическим сходством и некоторыми расхождениями сюжетного характера обнаруживают некое внутреннее родство – нравственно-психологического характера. На наш взгляд, корни этого родства – в глубоком и достоверном проникновении в мир другого человека, умении переживать чужое «я» как собственное, что, в свою очередь, объясняется сходным направлением этических исканий художников, их принадлежностью к многовековой духовной традиции русской литературы, традиции христианского гуманизма.
Примечания
[1] Вопрос о влиянии одного писателя на другого, как правило, влечет за собой вопрос о возможности такого влияния. В. Высоцкий знал и любил творчество А. Платонова, увлекался им особенно в последние годы своей жизни (по свидетельству Л. В. Абрамовой, роман «Чевенгур» и повесть «Котлован» вызывали в нем наибольшее восхищение. См. об этом: Абрамова Л. В., Перевозчиков В. К. Факты его биографии. М., 1991. С. 107). Кроме того, это подтверждается и при знакомстве с библиотекой поэта, в перечне основного собрания которой под №№ 242-243 значится: Платонов А. П. Избранные произведения: В 2 т. М.: Худож. лит., 1978. (См.: Список книг из библиотеки В. С. Высоцкого. Сост. А. Е. Крылов, М. Э. Тихомирова, Е. Ю. Илютина // Мир Высоцкого: исследования и материалы. Альманах. М., 1997. Вып. 1. С. 456-477). Однако в данном случае едва ли можно говорить о «влиянии» А. Платонова на В. Высоцкого – скорее всего, эта увлеченность могла породить ряд ассоциаций и реминисценций в произведениях поэта. В то же время не исключено, что многое в художественном мире А. Платонова могло показаться Высоцкому созвучным его собственным творческим поискам.
[2] См.: Скобелев А., Шаулов С. Владимир Высоцкий: мир и слово. Воронеж, 1991. С. 81-82.
[4] Платонов А. Возвращение. Сб. М., 1989. С. 15-17.
[5] Платонов А. Собр. соч. В 3 т. Т. 2. М., 1985. С. 301.
[6] Произведения с подобным сюжетом нередко осуждались в печати как «клеветнические». Так, по мнению В. Ермилова, в поведении героев рассказа А. Платонова («гулящего» мужа, изменившей жены и реакции на все происходящее одиннадцатилетнего «старичка» Петруши) заключена «гнуснейшая клевета на советских людей, на советскую семью, лежащая в основе всего рассказа: дескать, «все так живут», и «семья Иванова», - это, мол, и есть типичное явление» (См.: Ермилов В. Клеветнический рассказ А. Платонова // Литературная газета. 1947. 4 января). Здесь же хочется заметить, что Высоцкому, в свою очередь, достались упреки в «дегероизации»: «У него, например, не находится добрых слов о миллионах советских людей, отдавших свои жизни за Родину. Странно, но факт остается фактом: герои Отечественной войны, судя по одной из песен Высоцкого, - это бывшие преступники…» (вероятно, имеется в виду «Штрафные батальоны» – О. Ш.
– с указанием страниц в скобках. (Здесь и далее выделено мной – О. Ш.)
[8] Текст баллады цитируется по изданию: Высоцкий В. Соч. В 2 т. Т. 2. М., 1991. С. 284.