Сахарова О. В.: Языковые средства создания сатирической модели мира в творчестве В. С. Высоцкого

ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА

СОЗДАНИЯ САТИРИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ МИРА

В ТВОРЧЕСТВЕ В. С. ВЫСОЦКОГО

Сатира, как и другие формы комического (ирония, сарказм и т. д.), таит в себе множество противоречий. Сущностям, граням, особенностям, средствам и жанрам комического посвящено немало исследований, на парадокс чего указывал Ю. Б. Борев, предвосхищая одну из своих фундаментальных монографий [1]. Философские концепции основываются преимущественно на объяснении взаимодействия человека и общества: в рамках такого взаимодействия комическими считаются безобразие, уродство объекта (Аристотель) и превосходство субъекта (Гоббс), реакция на деградацию ценности (Бейн, Стерн), эффект неоправданного ожидания (Кант) как проявление теории контраста (Спенсер, Липпс, Гофтинг). Смех мотивирует любое противоречие (Гегель, Шопенгауэр), отклонение от нормы (Карл Грос) [2]. Комическое имеет антропонимические свойства: не существует его вне собственно человеческого, смех объединяет людей, представляется своеобразным сговором (А. Бергсон) [3]. Семантическим критерием создания комического эффекта является двусмысленность, употребление одного и того же материала в разных целях (Фрейд) [4]. Сущность комического определяют абсурд, нелогичность, нелепость, несоответствие, превратность. Остроумие рассматривается, с одной стороны, как неотъемлемая часть человеческого мышления, мироощущения, представлений, с другой — как особая картина мира, отражающая привычные факты, события, явления в нетрадиционном ракурсе, что вскрывает их глубинную сущность. Несомненно, обе стороны взаимосвязаны, образуют единое целое, свойственны любой художественной модели мира и представляют способ воспроизведения реальности. В результате такого отражения создаётся новая модель действительности, как правило, искажённая, нарушающая логику, разумно упорядоченную картину мира, включающую в определённом соотношении перечисленные признаки комизма: контраст, двусмысленность, эффект обманутого ожидания и т. д.

Значительное место в многоплановой модели мира В. С. Высоцкого занимает сатирический срез, в котором зависть, скудость, пошлость, примитивизм, подлость возносятся до трагифарса, трагикомедии, порой забавляющих, порой ужасающих.

На первый взгляд, ярко выраженный сбой, парадокс в изображении действительности отсутствуют: воссоздаются привычные, «нормальные» для обывателя ситуации, сюжеты. В их перечне превалируют эффект обманутого ожидания, теория контраста, реакция на деградацию ценности, как правило, взаимосвязанные и дополняющие друг друга.

Восприятие комизма ситуации основывается преимущественно на нарушении установленной нормы [5], когда «внутренний цензор» [6] фиксирует несоответствие, парадокс.

Подобное нарушение реализуется на различных языковых и неязыковых уровнях:

а) фонетически-орфографическом: «Я щас взорвусь» /1; 210/ [7], «Сегодня жисть моя решается!» /1; 52/, «Я пока ещё только шутю и шалю» /2; 249/, «И душа и голова, кажись, болит, — // Верьте мне, что я не притворяюсь. // Двести тыщ — тому, кто меня вызволит!» /1; 200/;

«На горе стояло здание ужасное, // Издаля напоминавшее ООН» /1; 150/;

в) на когнитивном уровне: «... польский (затем — чешский и так далее. — О. С.) город Будапешт» /1; 390/.

На синтаксическом уровне комический эффект создаётся благодаря нарушению традиционной логико-семантической структуры предложения. Так, обстоятельственные компоненты, которые преимущественно выполняют уточняющую функцию, у Высоцкого несут неожиданную, не связанную с текстом, информацию: «Как в селе Большие Вилы, // Где ещё сгорел сарай....» /1; 240/ (обстоятельственное придаточное); «Как-то вдруг вне графика // Случилося несчастье» /1; 183/ (обстоятельство образа действия). Иронический оттенок имеют вставные конструкции: «В заповеднике (вот в каком — забыл) жил да был Козёл...» /1; 352/.

Эффект обманутого ожидания сосредоточен, как правило, в пояснительных конструкциях: «У ребят серьёзный разговор — // Например, о том, кто пьёт сильнее» /1; 76/, в соединительных конструкциях: «Могу одновременно грызть стаканы — // И Шиллера читать без словаря» /1; 211/, а также в неожиданном обращении, нарушающем логику повествования: «Приготовьтесь — сейчас будет грустно» /1; 288/, в сравнениях «Бросьте скуку, как корку арбузную» /2; 194/, «А вот прошла вся в синем стюардесса как принцесса — // Надёжная, как весь гражданский флот» /1; 478/.

«По пространству-времени мы прём на звездолёте, // Как с горы на собственном заду» /1; 100/, «... Навстречу нагло прёт капитализм, // Звериный лик свой скрыв под маской “Жигулей”!» /1; 336/.

Эффект обманутого ожидания зачастую мотивирует появление в языке окказионализмов, различных словообразовательных моделей, что также свойственно идиостилю В. Высоцкого: «Бомбардируем мы ядра протонами, // Значит, мы — антиллеристы» /1; 74/, «В прошедшем — “я любил” — печальнее могил, // Всё нежное во мне бескрылит и стреножит» /2; 61/. «“Что же что рога у ней, — // Кричал Жираф любовно, — // Нынче в нашей фауне // Равны все пороговно!» /1; 184/. В некоторых контекстах данный приём взаимосвязан с паронимической аттракцией, игрой слов, обыгрыванием омонимов: «И если в Кении — наводнение, // То, скажем, в Сопоте — песнопения. // Грущу я в сумерки и в новолуние: // В Китае — жуткая маоцзедуния... // ... Остановился вдруг на середине я: // В Каире жарко и насерединия» [8].

Наиболее ярким языковым средством создания комического выступает семантическое обыгрывание фразеологизмов, что заставляет вспомнить уже упомянутый здесь фрейдовский критерий употребления одного и того же материала в разных целях. Трансформация семантики компонентов устойчивых словосочетаний (в частности, их трактовка в прямом значении) — распространённый приём В. Высоцкого: «Меня сегодня Муза посетила, — // Немного посидела и ушла!» /1; 210/. В различных сатирических «исповедях» маленького человека рассмотренные языковые приёмы (в частности, семантические преобразования фразеологизмов) преимущественно являются элементами речевой характеристики.

Особый смысл данный приём обретает в аллегорических сюжетах, построенных на традиционных басенных принципах (где действующими лицами выступают звери): «Льют Жираф с Жирафихой // Слёзы крокодильи» /1; 185/; «Средь своих собратьев серых — белый слон // Был, конечно, белою вороной» /1; 302/.

В стихотворении «Песенка про Козла отпущения» сюжетные повороты коррелируются трансформацией семантики фразеологизма. В начале поучительной истории звери «заметили скромного Козлика // И избрали в козлы отпущения!», где употребление фразеологизма почти соответствует его значению: «Человек, на которого сваливают чужую вину, ответственность за других». Далее: «... С территории заповедника // Отпускать Козла отпущения» (решили звери); таким образом, семантика фразеологизма приобретает новые контекстные коннотации, тяготеющие к прямому значению компонентов фразеологизма. Семантическая структура глагола полифункциональна, что соотносится с предикативной характеристикой действующего лица в совершенно неожиданном ракурсе: «... Отпускать грехи кому — это мне решать: // Это я — Козёл отпущения!»

— исповедь «маленького человека», его участие или неучастие в общем балагане, и зоонимическом (аллегорическом, басенном), где действующими лицами становятся звери.

Антропонимический план реализует преимущественно реакцию на деградацию ценностей, контраст, эффект обманутого ожидания, что воспроизводится фонетико-орфографическими, грамматическими, логико-семантическими и логико-синтаксическими сбоями в повествовании. Зоонимический срез создаёт, в первую очередь, семантическую многоплановость, что воспроизводится благодаря разрушению фразеологизмов, трансформацией их семантики.

Примечания

Борев Ю. Б. Комическое, или О том, как смех казнит несовершенство мира... М., 1970.

[2] См.: Дземидок Б.

[3] См.: Бергсон А. Смех. М., 1992.

[4] См.: Остроумие и его отношение к бессознательному. СПб.; М., 1997.

[5] Арутюнова Н. Д. Аномалии и язык: (К проблеме языковой «картины мира») // Вопр. языкознания. 1987. № 3.

[6] Минский М.

[7] Здесь и далее произведения Высоцкого, кроме особо оговоренных случаев, цит. по изд.: Высоцкий В. С. Сочинения: В 2 т. Екатеринбург, 1997.

[8]

Раздел сайта: