Намакштанская И. Е., Романова Е. В., Куглер Н. А.: "Человеческая комедия" в поэтике Высоцкого

«ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ»

В ПОЭТИКЕ ВЫСОЦКОГО

Особое внимание лингвистов привлекает так называемый вечный вопрос языкознания — связь абстрактного, логического мышления с формами естественного языка, — вопрос, к ответу на который призывал еще Лев Владимирович Щерба. «Я зову наблюдать, — писал он, — и изучать те связи, которые существуют между всевозможными и тончайшими оттенками мысли и чувства и знаками, их выражающими» [1].

Немало исследователей посвятили свои работы данному вопросу. Это Л. С. Выготский, В. З. Панфилов, Р. О. Якобсон, Ю. Д. Апресян, Н. И. Жинкин, Р. А. Будагов, А. А. Брудный, Е. И. Мотина, Г. А. Золотова и многие другие.

Из публикаций последнего десятилетия хотелось бы обратить внимание на статью А. П. Кривоносова «Мышление — без языка?» [2]. Рассматривая проблему экспликации мысли языковыми средствами, автор пишет: «Надо особо подчеркнуть, что текст — это не только линейное следование предложений, но и линейное следование свернутых пропозиций. Если раньше мы полагали, что только в видимых и слышимых формах языка реализуется мышление, то сейчас должны признать, что мышление реализуется не только непосредственно в формах языка, но и опосредованно, косвенно, “между строк”, между строго определенными предложениями. Существуют как бы два этажа текста: мысль, выраженная явно, и мысль, выраженная “неявно”».

Подтекст, в котором параллельно с текстом выражается своя сюжетная линия или философская идея, а также сам текст и жизнь — в качестве его контекста — создают амбивалентность художественного произведения, являющуюся одной из ярчайших характеристик поэтического творчества Владимира Семеновича Высоцкого. Приведем два примера. Это, во-первых, песня «Смотрины» с подтекстом о присуждении Борису Пастернаку Нобелевской премии [3] и, во-вторых, «Песня про плотника Иосифа, деву Марию, Святого духа и непорочное зачатье», в связи с содержанием и подтекстом которой хотелось бы напомнить слова Николая Бердяева о духовности и душевности русского человека. «Русский дух был окутан плотным покровом национальный материи, — говорил Бердяев. — Он тонул в теплой и влажной плоти. Русская душевность, столь хорошо всем известная, связана с этой теплотой и влажностью, в ней много еще плоти и недостаточно духа <...> Русский народ, быть может, самый духовный народ в мире. Но духовность его плавает в какой-то стихийной душевности <...> А это и значит, что дух не овладел душевным» [4].

Обратимся к названной выше песне Высоцкого и фрагментарно процитируем ее.

... Вот влетаю с криком, с древом,
Весь в надежде на испуг...
Машка плачет, «Машка, где он?»
«Улетел желанный Дух!»
«Как же это, я не знаю,
Как успел?»
«Да вот так вот, — отвечает, —
Улетел!
Он псалом мне прочитал
И крылом пощекотал...»
«Ты шутить с живым-то мужем!
Ах ты скверная жена!..»

Смейся, смейся, Сатана! /1; 163/ [5].

На фоне жизненного контекста в поэзии Высоцкого прослеживается авторская позиция, о которой поэт неоднократно говорил на своих встречах со зрителями: «Но так как я часто говорю “я”, меня упрекают в нескромности. Это не от нескромности и не из-за того, что я все прошел и испытал на собственной шкуре, — самое главное! — там есть мое отношение, <...> мое мнение о том предмете, о котором я говорю с людьми» [6]. В песнях так называемого шуточного цикла, при внешнем комизме сюжета, тоже заложена авторская позиция. Поэт говорил, что в каждой шуточной песне обязательно есть какая-нибудь серьезная прокладка.

В связи с проводимой нами параллелью текст — подтекст — контекст в творчестве Владимира Высоцкого хотелось бы отметить и такую характеристику текста, как его изначальная целенаправленность, предназначенность конкретному адресату в лице читателей или слушателей. Текст всегда рассчитан на культурологические, фоновые знания, апперцепционную базу адресата. Поэтому автор в своем произведении, явно или завуалированно передавая собственное отношение к изображаемому предмету, пользуется ассоциативными связями, в большей или меньшей мере известными его будущим читателям, а также создает ассоциации, опираясь на то, что «языковое мышление отражает уровень знаний человека о мире как индивида и уровень знаний человека о мире как представителя некоторого общества» [7].

Апеллируя к логике мышления и жизненному опыту своих слушателей и читателей, Высоцкий в своих песнях и стихотворениях намечает ассоциативные связи между:

а) символом и соответствующим ему образом, как например, в «Сказке о несчастных сказочных персонажах», используя аллегорию:

На краю края земли, где небо ясное
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
От большой тоски по маме
Вечно чудище в слезах, —
Ведь оно с семью главами,
О пятнадцати глазах /1; 150/.

б) сиюминутным настроением персонажа и атмосферой, в которой тот живет («Моя цыганская»):

Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.

А в конце — подавно.
И ни церковь, ни кабак —
Ничего не свято!
Нет, ребята, всё не так!
Всё не так, ребята... /1; 165/.

в) единичным случаем и трагическим событием. Например, в песне «Случай в ресторане» поэт показывает на конкретном примере разрушительную силу войны, прокатившуюся как по полям военных действий, так и по душам ее участников:

Он ругался и пил, он спросил про отца,
И кричал он, уставясь на блюдо:
«Я полжизни отдал за тебя, подлеца, —
А ты жизнь прожигаешь, иуда!
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!
А ты водку тут хлещешь со мною!..»
Я сидел как в окопе под Курской дугой —
Там, где был капитан старшиною /1; 125/.

г) между больницей и милицией, театром и жизнью. Например, в песне «Ошибка вышла»:

Сестренка, милая, не трусь —
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом!

/В глазах — круги, в мозгу — нули, —
Проклятый страх, исчезни:
Они же просто завели
Историю болезни! /1; 414/;

или в стихотворении «В Азии, в Европе ли...»:

Раньше было в опере
Складно, по уму, —
И хоть хору хлопали —
А теперь кому?! /2; 120/.

их (сюжеты) и соответствующих им персонажей в качестве антипода своим текстам и героям. Например, несколько идиллическому описанию свадьбы в стихотворении Б. Пастернака противопоставлены, на наш взгляд, смотрины в песне Высоцкого «Смотрины» (кстати, песня имела вариант названия — «Свадьба»), содержащей в подтексте рассказ о неприятностях Пастернака, связанных с присуждением ему в 1958 году Нобелевской премии за роман «Доктор Живаго». Для сравнения приведем фрагменты из стихотворения Пастернака и песни Высоцкого.

У Пастернака:

Пересекши край двора,
Гости на гулянку
В дом невесты до утра

За хозяйскими дверьми
В войлочной обивке
Стихли с часу до семи
Болтовни обрывки.

И рассыпал гармонист
Снова на баяне
Плеск ладоней, блеск монист,
Шум и гам гулянья [8].

Там у соседа мясо в щах —
На всю деревню хруст в хрящах,
И дочь — невеста, вся в прыщах, —
Дозрела, значит.

На сто рублей гостей одних,
И даже тощенький жених
Поет и скачет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чтоб завтра гнать похмелие мое,
В обнимочку с обшарпанной гармошкой —
Меня и пригласили за нее /1; 353–355/.

Можно провести параллель и между стихотворением Бальмонта «Нить Ариадны» (1894) и одноименным стихотворением Высоцкого, написанным в 1973 году, а также стихотворением Ахматовой «Маскарад в парке» (ок. 1909) и песней Высоцкого «Бал-маскарад» (1964). Такое соотнесение сюжетов позволило поэту нагляднее изобразить то же явление, но в ином измерении — временно

У Ахматовой:

Луна освещает карнизы,
Блуждает по гребням реки...
Холодные руки маркизы
— легки.
«О принц! — улыбаясь, присела, —
В кадрили вы наш vis-a-vis», —
И томно под маской бледнела
От жгучих предчувствий любви [9].

Сегодня в нашей комплексной бригаде
Прошел слушок о бале-маскараде, —
Раздали маски кроликов,
Слонов и алкоголиков,
— в зоосаде.
«Зачем идти при полном при параде —
Скажи мне, моя радость, Христа ради?»
Она мне: «Одевайся!» —
Мол, я тебя стесняюся,

«Я платье, — говорит, — взяла у Нади —
Я буду нынче как Марина Влади
И проведу, хоть тресну я,
Часы свои воскресные
» /1; 64/.

Анализируя текст, контекст и подтекст в произведениях Высоцкого и в связи с этим рассматривая тематику, образы, символы, сюжеты и язык его песен и стихотворений, а также художественные средства, которые были использованы, мы пришли к выводу о том, что Владимир Высоцкий в русской поэзии является продолжателем старинного карнавального жанра — мениппеи, оказавшего большое влияние на древнехристианскую и византийскую литературу и нашедшего свое продолжение в традициях венецианского карнавала и славянской ярмарки. Основные характеристики данного литературного жанра приведены в работах М. Бахтина и Ю. Кристевой [10]. Мениппее свойственны следующие черты:

— персонажи-маски;

— «очеловечивание» животных, птиц, насекомых, разного рода предметов;

— высмеивание и осмеяние пороков общества и человеческих слабостей;

— отсутствие временных рамок;

— многообразие мест пребывания персонажей, разнообразие их психологических состояний и переживаемых чувств;

— смысловая «многоэтажность» произведения — текст, контекст, подтекст;

— превалирование живой разговорной речи в различных текстовых формах: в диалоге, монологическом пересказе диалога, в анекдоте, в монологе-исповеди, монологе-жалобе, монологе-рассуждении, в сказках, прибаутках, легендах, балладах, песнях — романсах, частушках и так далее;

— «двуликость» автора — он одновременно и рассказчик и маска;

— использование народных традиций и обычаев, а также картины мира, сложившейся в сознании широких народных масс;

— языковая свобода: «Слово не боится здесь жизненной грязи. Оно освобождается от предустановленных “ценностей”, не отличая порок от добродетели и само не отличаясь от них, оно воспринимает их как собственное достояние и как собственное творение» [11];

— насыщенность речи метафорами, метонимиями, идиомами, окказионализмами, сравнениями, семантически разнообразными вводными конструкциями, междометиями и так далее.

В. С. Высоцкий развил и обогатил в своих произведениях все перечисленные и многие другие черты мениппеи.

Во многих песнях — моноспектаклях, выбрав для себя маску скомороха или карнавального шута, Высоцкий сквозь смех и посредством гротескных образов обнажал проблемы современной ему жизни. Например, в песне «Маски», написанной в 1971 году и явившейся, на наш взгляд, программным произведением сатирического цикла, мы встречаемся с карнавалом общества, в котором:

Все в масках, в париках — все как один, —
Кто — сказочен, а кто — литературен...
— грустный арлекин,
Другой — палач, а каждый третий — дурень /1; 268/.

Тема маскарада отражена и в уже упоминаемой нами песне «Бал-маскарад», в которой фигурируют «маски кроликов, слонов и алкоголиков».

Маскарад, театр, лес, заповедник, алфавит, оркестр, космос, подводный мир — метафорические образы общества, на фоне которого разыгрываются жизненные комедии: персонажей поэтических произведений Владимира Высоцкого:

«Наш мир — театр» — так говорил Шекспир, —
актерные роли:
Тот — негодяй, тот — жулик, тот — вампир, —
И всё, — как Пушкин говорил: «чего же боле?» /2; 183/.

Характерной особенностью творчества Владимира Высоцкого является использование или обыгрывание в песнях и стихотворениях имен и образов, функционирующих в русских сказках, пословицах, поговорках, а также имен персонажей индийской культуры и древнегреческой мифологии.

«оживлены» горы, ветер, земля, камни, солнечные лучи и само солнце.

Судьба, Рок, Фортуна, Кривая, Нелегкая, Душа, как живые персонажи присутствуют в «Песне о Судьбе» (1976) и песнях «Две судьбы» (1976), «Пожары» (1978), «Танго» (1970); Смерть и Жизнь — в песне «Попытка самоубийства» (1978), Эхо — в песне «Расстрел горного эха» (1974), Муза — в песне «Посещение Музы, или Песенка плагиатора» (1969).

Иронизируя, вышучивая, насмехаясь, смеясь и высмеивая, Владимир Высоцкий использует авторское я, как бы аккумулируя пороки общества и человеческие недостатки в самом себе. Поэтому у героя и «Судьба с поклоном // Проходит стороной» /2; 196/ или «попятится, испуганна, бледна» /1;431/, «Грусть <...>, тоска <...> — чахоточная тварь, — // До чего ж живучая хвороба!» /1; 483/, и Нелегкая — «Хохотнула прямо в ухо, злая бестия», и «Колченогая Кривая — морда хитрая» призывается на помощь:

Мне плевать, что кривобока,
Криворука, кривоока, —

Характеризуя как живой персонаж правду, поэт использует устойчивые словосочетания — голая Правда, чистая Правда, воевать за Правдугрубая Ложь, грязная Ложь, коварная Ложь, идиому и как бы объединяющее их: правды — на ломаный грош.

Попытка систематизации и классификации сюжетов и образов поэтических произведений В. С. Высоцкого позволила нам определить две глобальные темы, вокруг которых объединяются все стихотворения и песни. Это Человек и . Естественно, что эти темы переплетаются, так как языковую ментальность индивида, его личность, формируют, согласно О. Г. Почепцову, с которым невозможно не согласиться, «те его особенности, которые определяются его принадлежностью к некоторой социокультурной группе (в самом широком понимании культуры)», а также «те его особенности, которые определяются его социокультурной средой. К социокультурной среде относятся, например, круг знакомых на работе, круг знакомых вне работы, круг родственников, близких, страна проживания. Особенности страны как социокультурной среды — это традиции, история, политическое устройство...» [12].

Тема Общество раздроблена на такие подтемы как:

— государственное устройство,

— внутренняя политика,

— внешняя политика,

— структуры охраны государства,

— социальное обеспечение,

— национальный вопрос и межнациональные отношения,

— здравоохранение,

— образование,

— наука,

— культура,

— пресса и пропаганда,

— общественные и государственные потрясения (война, политические репрессии, смена государственной власти).

Тема Человек так же многогранна за счет того, что личность характеризуется по своим индивидуальным качествам, по поведению в быту и в экстремальных ситуациях, по отношению к друзьям и окружающим согражданам, по личностному восприятию своего государства и заграницы, по отношению к семье, жене, детям и так далее. Причем связь личности с обществом часто эксплицируется поэтом в контексте с имплицитной авторской оценкой общества в целом или его «фрагментов».

Богатство и многосторонность темы Человек чувства, а также речевое самовыражение.

О типичности персонажей и ситуаций свидетельствуют слова самого Высоцкого, который, отвечая на многочисленные вопросы зрителей-слушателей о том, откуда взяты герои и конкретные ситуации песен, говорил: «Героев я не ищу — в каждом из нас похоронено по крайней мере тысяча персонажей. Вот вы выбрали эту профессию, а могли бы выбрать другую и иметь другой характер. <...> Я не знаю, это трудно объяснить, где я беру героев для песен — вот они здесь, вы все здесь передо мной сидите <...> в общем-то <...> речь идет о проблемах общечеловеческих, которые волнуют, я думаю, всех людей — это проблемы зла, предательства, честности, надежности, дружбы» [13].

Гражданственность, философское осмысление состояния и путей развития общества, высмеивание и осмеяние людских пороков, лирическая тональность при передаче лучших человеческих качеств — главные мотивы произведений Высоцкого.

Переплетение многочисленных текстовых сюжетов и подтекстов, передаваемых на фоне контекста советской жизни, с использованием при этом богатейших языковых и речевых возможностей позволило поэту воспроизвести во множестве зарисовок (термин Высоцкого) «человеческую комедию» современного ему общества.

«Я бы хотел, — говорил Владимир Семенович Высоцкий, — чтобы зрители... понимали, как труден и драматичен путь к гармонии в человеческих отношениях. Я вообще целью своего творчества — и в кино, и в театре, и в песне — ставлю человеческое волнение. Только оно может помочь духовному совершенствованию» [14].

[1] Щерба Л. В. О задачах лингвистики // Вопр. языкознания. 1962. № 6. С. 98.

[2] Кривоносов А. П. Мышление без языка? // Там же. 1992. № 2.

Намакштанская И. Е. «Смотрины» В. Высоцкого и «Свадьба» Б. Пастернака // Рус. речь. 1996. № 1. С. 12–16.

[4] Бердяев Н. Судьба России. М., 1981. С. 34.

Высоцкий В. С. Сочинения: В 2 т. T. 1. Екатеринбург, 1997 — с указанием номеров тома и страницы в тексте.

[6] Высоцкий В. С. Четыре четверти пути: Сб. М., 1988. С. 127.

[7] Языковая ментальность: способ представления мира // Вопр. языкознания. 1990. № 6. С. 112.

[8] Пастернак Б. Собрание соч.: В 5 т. Т. 3. М., 1990. С. 519.

[9] Ахматова А. А.

[10] Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Вест. Моск. ун-та. Сер. 9: Филология. 1995. № 1; Бахтин М. Рабле и Гоголь // Вопросы литературы и эстетики: Сб. М., 1975. С. 484–495; Бахтин М. Проблема текста в лингвистике... // Эстетика словесного творчества. М., 1979.

[11] Кристева Ю.

[12] Почепцов О. Г. Указ. соч. С. 116.

[13] Высоцкий В. С. Четыре четверти пути: Сб. М., 1988. С. 125–126.

[14] Монологи // Юность. 1986. № 12. С. 85.

Раздел сайта: