«КУДА ЗОВУТ ЭТИ ПЕСНИ?»
Из стенограммы обсуждения спектакля «Свой остров»
Московского театра «Современник»
в Главном управлении культуры Мосгорисполкома
30 марта 1971 года
Спектакль по пьесе эстонского драматурга Р. Каугвера «Свой остров» (перевод В. Розова, режиссер Г. Волчек) с полным правом можно назвать «датским». Готовился он в русле тех постановок по драматургии народов СССР, что активно рекомендовалась Министерством культуры СССР к приближающемуся 50-летию образования Советского Союза. Премьера спектакля состоялась 19 апреля 1971 года.
Пьеса о труде и жизни молодых рабочих в небольшом шахтерском городке. Чтобы как-то оживить классическую «производственную драму», постановщики спектакля предложили В. С. Высоцкому написать для нее несколько песен. Высоцким были предложены написанные ранее песни: «Человек за бортом» («Был шторм, канаты рвали кожу с рук...»), «Песенка ни про что, или Что случилось в Африке» («В желтой жаркой Африке...»), «Здесь лапы у елей дрожат на весу...», «Бег иноходца» («Я скачу, но я скачу иначе...»), а также написанные специально «Я не люблю» и «Свой остров» («Отплываем в теплый край навсегда...»).
Появлению на свет любой театральной постановки предшествовала в те годы «унизительная, страшная процедура, вошедшая в практику нашего театра на многие годы» (В. Плучек) [1], так называемая «приемка» спектакля. Комиссия из 15–30 человек: из райкома и горкома партии, из районного отдела и городского управления культуры, республиканского и союзного министерств культуры, решала, «быть или не быть» спектаклю. 1960–1970-е годы оставили нам в наследство и другой совершенно особый в театральном деле термин – «пробивать спектакль». Существовало если не ремесло, то уж, во всяком случае, новое профессиональное качество, необходимое режиссеру, в значительной степени определявшее его успех, его творческую судьбу, – умение «пробивать». «Приемка» «Своего острова» проходила по традиционному сценарию: представители органов культуры искали в новой постановке «идеологические неточности», «ненужные ассоциации», художественный совет театра пытался спасти спектакль ценой минимальных потерь. Нарекания вызвали не только песни В. С. Высоцкого – не нравилось, как одеты герои (художник М. Китаев), как они танцуют, как разговаривают...
Мы публикуем только те отрывки из стенограммы обсуждения спектакля, в которых говорится о песнях В. С. Высоцкого. Документ печатается по материалам Центрального архива литературы и искусства Москвы (Ф. 425. Оп. 1. Д. 1556) с сохранением лексических особенностей первоисточника.
ДЕЙНИЧЕНКО А. А. (вероятно, в это время сотрудник Главного управления культуры Мосгорисполкома; далее – ГУК [2]): ... К сожалению, не совсем верно (может быть, режиссер нам потом пояснит свою мысль), что все песни, написанные Владимиром Высоцким, даны для исполнения Кваше [3], потому что, на наш взгляд, эти песни не обогащают, а обедняют образ. Например, песня «Свой остров». Эта песня больше других точно попадает под смысл, но если ее оставить одну, то явится ли она необходимой спектаклю, поскольку остальные песни – и «Человек за бортом», и про жирафа, шуточная песня, которая почему-то исполняется очень серьезно, привнося, видимо, совершенно другой смысл, очень грустный, не совсем верный в жанре спектакля, и песня о скакуне – все они не очень точно и определенно представляют смысл и автора, и режиссера спектакля. Мы тут читали эти песни вслух и проверяли свое отношение, стороннее отношение к ним, – куда зовут эти песни? Мне кажется, что они просто не очень точны и не очень правильны, потому что в общем они выявляют недовольство автора жизнью своего общества.
ВИРЕН В. Н. (начальник репертуарного отдела ГУК): ... По поводу песен. Может быть, действительно «Свой остров» отвечает теме, но «Про жирафа» – это, с точки зрения литературы, мне кажется, слабый материал. Это какая-то смесь Корнея Чуковского («Мойдодыр») и Игоря Северянина. Это все равно, что герои Чехова запоют песенки Окуджавы. В Эстонии есть хорошие народные песни, а это выглядит выходом Януса [4] или из этих магнитофонных записей, которые Янус проигрывает. А в песне о скакуне должны быть сняты разговоры о свободе. В жанровом отношении эти песни совершенно не вяжутся.
ПАНФЕРОВ А. П. (зам. начальника управления театров Министерства культуры РСФСР): ... Мне думается, что спектаклю мешают песни. Они, правда очень тактичны, в очень умеренном исполнении автора, но тем не менее создают ту философскую панораму, которая не совсем совпадает с замыслом драматурга и с задачей, которую поставил театр. Они придают значение смыслу и самого Карла (? – Е. К.), которого зритель воспринимает как яркого, увлеченного, самоотверженного и учителя, и работника, а песни, которые он исполняет, не совпадают с его духовной структурой, с его мировоззрением.
Правда, первая песня – «Остров», – я согласен с Анной Алексеевной (Дейниченко – Е. К.) – я готов идти за пьесой, за спектаклем и утверждать, и доказывать, что эти песни не отвечают ни замыслу драматурга, ни задаче, которую поставил театр. Уберите – и это будет тот перебор, который для вас характерен в бытовых сценах, в этих нравах.
КАНАШЕВСКАЯ И. В. (редактор репертуарного отдела ГУК): ... Основная тема, к сожалению, где-то отходит на второй план. Мне думается, что это в значительной степени связано с тем, что Кваша, который исполняет роль человека, который в значительной степени будоражит коллектив, является выразителем основной идеи и где-то руководителем, – острота этого образа снимается его песенками. Я считаю, что можно оставить только одну песенку.
МЕДВЕДЕВА М. Я. (вероятно, сотрудник ГУК): Что вчера было плохо? Мне кажется, не нужны 3–4 песни, и, кстати, они спутали карты на других песнях. Они не точны по мысли. Эти песни не просты, но в каждой есть зерно. К первой песне все хорошо отнеслись. Вторая песня начинается сложно, но какой последний куплет:
Я на борту – курс прежний, прежний путь –
Мне тянут руки, души, папиросы, –
И я уверен: если что-нибудь –
Мне бросят круг спасательный матросы.
Несмотря на то, что это человек жизнерадостный, веселый, ему нравится такая жизнь и человеческая неустроенность, которая других смущает, но снять это состояние, отстоять его идею и даже не экспериментальную шахту, а главную мысль – чтобы к земле относиться творчески, – эту задачу провести не так просто, это всегда трудно. И когда он поет свою песню, по настроению здесь что-то есть...
ТОЛМАЧЕВА Л. М. (актриса театра): Эти песни создают лирический монолог, создают возможность лирического высказывания. Здесь нужно заставлять сиять заново те слова, к которым мы привыкли и которые сами по себе прекрасны и несут большой смысл, но которые мы сами же затерли, – они потеряли блеск новизны и первоощущения. Это очень трудная роль.
... Мы тоже думаем о Рийпсе. Если сейчас Управление будет воедино настаивать, что песни не нужны, это будет обеднение Рийпса, и текст Рийпса доказывает право на существование этих песен, и это никак не уводит спектакль, а наоборот – создает атмосферу совершенно точную, высказывает – о чем спектакль: в трудную минуту действительно бросают круг спасательный. Песни, по-моему, очень ложатся на тему пьесы, и мне было бы очень жаль, если бы их сняли... Хотя, может быть, можно пожертвовать песней про седока...
КВАША И. В. (актер театра): Для того, чтобы Рийпс был в какой-то степени привлекателен для этих ребят, чтобы зрители могли поверить, что они за ним пойдут, – для этого материала в пьесе нет, и если вы ее разберете, то это является ее слабой стороной. И поэтому я думаю, что песни здесь не только закономерны, но необходимы, потому что они дают какую-то лирическую сторону, какой-то выход из просто лозунгового существования этого персонажа.
Если вы более внимательно просмотрите песни, – к сожалению, вчера получилась не очень удачная вещь, потому что мы все время искали и драматургию песен; мы не пытались им придать значение философских зонгов, и вы слишком много на них нагружаете; мы пытались из них сделать сюжетные лирические зонги, и если начинается этим спектакль – песней о своем острове, мы были недовольны тем, что начинается с лирического, – потом жираф идет. И мы привлекли новую песню – как раз Высоцкий на это очень хорошо шел. Он написал новую песню, но переделать песню о скакуне, переставить местами было очень сложно, потому что он ее дал только позавчера, и за один день я ее только успел чуть-чуть выучить, а чтобы переставить – это уже было очень трудно. Она идет после второй картины, когда идут чисто сюжетные взаимоотношения с начальником, и тогда эти песни ложатся на сюжет.
Я думаю, что когда вы говорите о песнях, во многом для вас играет роль личность автора, который раздражает, вызывает недовольство, – ни для кого не секрет, как относятся к нему. Но это неправомерно, потому что песни оптимистичны, песни очень хорошо ложатся в содержание пьесы, песни лиричны по существу, и без них было бы значительно хуже – все бы рассыпалось.
ГОЛДОБИН В. Я. (главный редактор репертуарно-редакционной коллегии Министерства культуры СССР): ... Если спектакль живет своей жизнью, то эстрадная песня бывает нужна только тогда, когда нужна посторонняя, инородная помощь, и сегодняшняя менестрельная нота разрушает психологический строй спектакля. А последняя песня даже на слух у меня выстраивается с репликами, которые вдруг повисают в театре и заставляют обращать на них внимание.
Что за тема: я не хочу скакать с жокеем, я хочу скакать без узды... Когда вы меня освободите от наездника, тогда я вам выдам. Это же звучит легкомысленно. Такие мысли, такие идеи нуждаются в очень четком, специально разработанном выражении. А сейчас это работает против спектакля и очень замутняет идейный смысл спектакля.
(зам. начальника ГУК, председатель комиссии по приему спектакля): ... И как бы вы ни защищали зонги, но это не те зонги. Я понимаю, что вам нужны какие-то песни, для того, чтобы восполнить недостатки авторские, но песни и характер зонгов, которые представлены Высоцким, размывают ваш образ, они выводят его из слияния вашего личного, очень серьезной вашей одержимости, – выводят из слияния с нашим миром, потому что они очень абстрагированы, они очень надуманы.
Я говорю по поводу зонга «Человек за бортом» (вы ссылались на первую песню).
Был шторм – канаты рвали кожу с рук,
И якорная цепь визжала чертом,
Пел ветер песню грубую, – и вдруг
Раздался голос: «Человек за бортом!»
И сразу – «Полный назад! Стоп машина!
На воду шлюпки, помочь –
Вытащить сукина сына
Или, там, сукину дочь!»
Я пожалел, что обречен шагать
По суше, – значит, мне не ждать подмоги –
Никто меня не бросится спасать
И не объявит шлюпочной тревоги.
А скажут: «Полный вперед! Ветер в спину!
Будем в порту по часам.
Так ему, сукину сыну, –
Пусть выбирается сам!»
классовому врагу.
И мой корабль от меня уйдет –
На нем, должно быть, люди выше сортом.
Впередсмотрящий смотрит лишь вперед –
Не видит он, что человек за бортом.
– мимо суда проплывают,
Ждет их приветливый порт, –
Мало ли кто выпадает
С главной дороги за борт!
Пусть в море меня вынесет, а там –
–
За мною спустит шлюпки капитан –
И обрету я почву под ногами.
Товарищи! Вы меня простите – это не поэзия, это набор оторванных от жизни, абстрагированных понятий, которыми живет сам Высоцкий. Зонги Высоцкого уничтожают и доброе начало Карла, отделяют его от того, о чем говорил Виктор Сергеевич [5]. Это способствует только размыванию того хорошего, что имеется в спектакле.
ВОЛЧЕК Г. Б. исполнения вызывает у людей какое-то чувство протеста. Но ведь Высоцкий есть и другой. Например, Высоцкий написал песни для фильма «Вертикаль». Зачем же отдавать его другим, которые будут его перепевать и перепродавать? Прекрасные песни. Я воспринимаю все эти песни как абсолютно лирические музыкальные размышления. Цепляться к строчке одной – я не вижу в этом никаких иллюзий, если любую песню разобрать по одной строчке, то наверное в ней черт-те что есть.
Общий смысл:
Но человеку за бортом
Здесь не дадут утонуть!
Вот смысл, который подхватывается массовкой. Мне кажется, что это прекрасная песня Высоцкого, того Высоцкого, которого и нужно поддерживать. Ведь никто не пошел на то, чтобы петь в манере Высоцкого, – песни исполняются в своей манере.
: А Лидии Михайловне не нравится эта песня.
ТОЛМАЧЕВА Л. М.: Вы ошибаетесь. Мне нравятся все песни. Некоторые строчки действительно не пушкинского таланта, и может быть, у него нет такого таланта, но настроение, смысл, гражданственность этих песен мне очень нравится. Хотя, может быть, какие-то строчки не очень хороши. Я согласна с Марией Яковлевной (Медведевой – Е. К.), что некоторые песни не обязательны.
: Я не поняла, что вы хотите этим сказать. Если речь идет об одной песне...
ПАНФЕРОВ А. П.: Я вас не понял...
ВОЛЧЕК Г. Б.– возможно или невозможно это решение спектакля, – это лирические, не какие-нибудь другие выходы в пьесу.
Песни могут быть связаны с сюжетом. Мы ищем им место с тем, чтобы они больше выражали ту картину, которая была до них или которой они предшествуют. Может быть, расстановка песен была не совсем удачная. Когда «Жираф» шел после сцены с девочками, он был впрямую к сюжету, это была шутливая лирическая песенка о жирафе, который влюбляется в антилопу...
КВАША И. В.: Я хотел сказать, что когда говорят о Высоцком, – я много занимаюсь поэзией, очень люблю ее, и поэтому к поэзии отношусь очень бережно и осторожно, когда говорят о Высоцком, то нельзя разбирать его, как крупного поэта. Это неправомочно и неправильно.
Но в каждое время существуют интонации, кроме крупной, высокой поэзии, и вариационные, – хотим мы этого или не хотим, они выражают интонации времени, и в этом он силен, а не в том, что он на одной высокой поэтической ноте создает свои произведения.
– Окуджава более ограничен в своей популярности, а Высоцкого любят очень широко. Хотя я тоже понимаю, что поэзия эта слабая.
Подготовка текста и публикация Е. И. Кузнецовой
Примечания
[1] Плучек В. В сраженьях изувечен // Театр. 1988. № 6. С. 62.
– Е. К.
[3] И. В. Кваша играл в спектакле одну из центральных ролей – начальника экспериментального участка шахты Рийпса.
[4] Один из героев пьесы, молодой рабочий, которого сыграл Ю. Г. Богатырев.
[5] Розов (? – Е. К.)