Изотов В. П.: О специфике зелёного цвета у В. С. Высоцкого

О СПЕЦИФИКЕ ЗЕЛЁНОГО ЦВЕТА У В. С. ВЫСОЦКОГО

Зелёный цвет занимает особое - срединное (если угодно: центральное) - место в спектре, поскольку располагается как раз в его середине. Находясь в центре спектра, зелёный цвет служит своего рода разделом между синей и красной гаммами (голубой, синий, фиолетовый - с одной стороны, красный, оранжевый, жёлтый - с другой), не имея, если можно так выразиться, цветов-соратников, цветов-спутников.

По-видимому, зелёный цвет находится в центре спектра потому, что он обозначает, символизирует жизнь, тогда как остальные цвета, обозначая-символизируя какие-либо моменты жизни, в то же время могут обозначать и моменты не-жизни.

Описывая языковую картину мира в творчестве В. С. Высоцкого, конечно же, нельзя обойтись без описания цветообозначений. В поэтическом наследии В. С. Высоцкого отмечено 15 упоминаний зелёного цвета [1].

В основном значении “имеющий цвет травы, зелени (цвет спектра, располагающийся между жёлтым и голубым)” слово употреблено 7 раз: “Красное, зелёное, жёлтое, лиловое - Самое красивое на твои бока” (1,29); “А за окном - в зелёном берёзки и клёны” (1,47); “Останутся у них в домах игорных Одни хвалёные зелёные столы” (1,88); “Очкастый частный собственник В зелёных, серых, белых “Жигулях”” (2,290); “И только красный, жёлтый цвет - бесспорны, Зелёный - тоже: зелень в хлорофилле” (2,294) [2]; “На мой зелёный огонёк зайдёте” (3,10); “Зелёным светом мы, как чудом света бредим” (3,11).

В этих случаях зелёный “Жигули”; зелёный огонёк как символ такси; зелёный свет светофора), ещё однажды - со цветом карточного стола и лишь раз, собственно, он и обозначает саму суть.

В значении “относящийся к зелени, образуемый ею; поросший зеленью, растительностью” слово употреблено один раз: “Замок времени срыт и укутан, укрыт В нежный плед из зелёных побегов” (3,219).

Все эти употребления не нарушают нормальной, если можно так выразиться, сочетаемости слова зелёный.

Несколько употреблений слова зелёный связано с фразеологизмом зелёный змий: “Может быть, зелёный змей, а может - крокодил” (1,214); А оно - зелёное, пахучее, противное, Прыгало по комнате, ходило ходуном” (1,214); “В кабаках - зелёный штоф И белые салфетки” [4] (1,265). Есть пример такого употребления и в прозе поэта: “Его состояние очень похоже на запой у алкоголиков, только вместо зелёных чертей ему мерещатся небритые преступники с ножом или пистолетом, а вместо рокового “Шумел камыш” на языке вертится один вопрос: “Что же наши медлят?”” (О любителях приключений). В первых двух случаях из “Песни-сказки о джинне” отмечается трансформация фразеологизма, “реализация метафоры”, и субстантивация. «Происходят неожиданные метаморфозы: содержащееся в бутылке вино (определяемое часто в просторечии как зелёный змий) обретает зооморфные черты, принимая на самом деле облик змия, затем – , ухудшаясь постепенно до зелёного, пахучего, противного «оно», и, наконец… антропоморфизируясь в грубого мужука» [Забияко, 1999: 76].

“Вдруг тоска змеиная, зелёная тоска, Изловчась, мне кинулась на шею” (4,177). Устойчивое выражение «Тоска, скука зелёная. О томительной скуке, тоске» [ССРЛЯ,5-6, 1994: 801] дефразеологизируется, тоска оживает, и она уже, кроме зелёной, становится ещё и змеиной, что ещё более усливает этот образ [5].

“Молодо-зелено, Древность - в историю” (1,73). В данном случае достаточно прозрачное употребление.

“И какой-то зелёный сквалыга <...> Нагло лезет в карман” (3,271).

сквалыга - скорее всего: “Очень бледный, с землистым оттенком” (о лице)» [ССРЛЯ,5-6, 1994: 801] Но и “позеленевший от злости”. Контрастность сочетания цветов.

Каково же всё-таки отношение поэта к зелёному цвету? А. А. Забияко констатирует: «Можно предположить, что зелёный цвет становится у Высоцкого синонимом равнодушно-пассивного, безропотного «растительного существования». В тесной слиянии символической, хроматологической и знаковой природы цветового образа выявляется авторское отношение ко всему тому, что удостаивается «свободы передвижения», чему «открыт путь»» [Забияко, 1999: 80].

Однако такое утверждение выглядит излишне категоричным, поскольку, если распределить цветоупотребления зелёного по шкале «хорошо – нейтрально – плохо», то получается несколько иная картина. (Следует оговорить, что оценочность определялась критерию усредненного восприятия, т. е. что хорошо или плохо в общем сознании).

ЛИТЕРАТУРА

Забияко А. А. “Дальтонизм” поэта // Мир Высоцкого: исследования и материалы. Т. III. Вып. 2. - М., 1999. - С. 73-87.

Т. V-VI. М., 1994. -

Примечания

[1] Выборка производилась по изданию: Высоцкий В. С. Собрание сочинений в 5-ти томах. - Тула, 1993-1998. После цитаты указывается номер тома и страница.

[2] Логичнее, казалось бы, делать в светофоре, кроме зелёного и жёлтого (или красного) ещё и цвет из синей части спектра. Но тогда бы оказался срединным цветом, выполняя функцию предупреждающего, что противоречит его значению как цвета жизнеутверждающего, разрешающего.

[3] Обобщая случаи субстантивации, А. А. Забияко пишет: «Субстантивация колористических характеристик в подобных случаях ещё более выражает способность цвета самостоятельно влиять на восприятие окружающего и выражать определённые чувства и ценностные установки, порою скрытые в подтексте» [Забияко, 1999: 74].

[4] Здесь можно отметить своего рода контраст между внешним оформлением кабака (и «зелёный штоф», и «белые салфетки» в принципе создают некое спокойствие) и тем, что происходит в кабаке (содержимое «зелёного штофа», как правило, ни к чему хорошему не приводит…).

[5] Интересно поразмышлять о том, почему к тому же и Мне представляется, что здесь дело в следующем. Змеи издавна вызывали негативную оценку у человека, как и другие рептилии (те же крокодилы). Ну а если крокодил – зелёный (отсылка к «Песне-сказке о джинне»), то и змеиная зелёной. Конечно же, это не больше чем предположение.