Гладилин Анатолий: Крик завистника

КРИК ЗАВИСТНИКА

В «Литературной газете» за 9 июня опубликована статья Станислава Куняева «О т великого до смешного». И хотя редакционное предисловие преду преждает, что в статье есть «явные полемические крайности» — всё равно, в советской печати мы давно не встречали таких оскорбительных высказываний в адрес умершего два года тому назад поэта и барда Владимира Высоцкого.

Вот н есколько цитат. «Пустое дело горевать, ч то мещанствующие снобы прибрали к рукам наследие шансонье. Напрасный труд отрывать Высоцкого от моды, которую он сам создал, на которую работал »... «Иначе не сочинял бы о н громадное количество по-фельетонному броских и грубых текстов, в которых жизнь изображена чём-то вроде гибрида забегаловки с зоопарком »... «Лирический герой многих песен Высоцкого — как правило, примитивный человек, полуспившийся Ваня, приблатнённый Сережа, дефективная Нина и так далее »... «Хорошо душе торгаша — это его мир, его друзья, его клиенты, его лексика »...

Можно подумать , что я привёл отрывки из стат ей пятнадцатилетней давности. Действит ельно , им енно так, в таких выражениях в советской прессе писались тогда фельето ны о Высоцком. Но ведь с тех пор, как говорится, сколько воды утекло! И даже официаль ное отношение к Высоцкому резко переменилось. И вдруг сегодня, на страницах «Литгазет ы» печатается такое! Что пр оизо шло, неужели сверху дали новую команду? Убеждён, что пока такой команды нет. Просто секретарь московской писательской организации поэт Станислав Куняев решил све сти старые счёты со своими более талантливыми коллегами.

невиданную популярность в Советском Союзе — «во врем ена, — как пишет Куняев, — вечеров в Лужниках, обязательно с конной милицией, во времена лозунгов типа “Политехнический — моя Россия”». Об этих временах Куняев отзывается теперь полупрезрительно, давая понять, что он, мол, сам в этих эстрадных фокусах, не достойных настоящей поэзии, не участвовал.

Почему же? Ещё как участвовал! Можно посмотреть поэтические афиши тех лет. В них имя Куняева значится — и не раз. Но не потому, что его стихи пользовались успехом — такого уж точно не было, — просто в бюро пропаганды Союза писателей программу вечеров составляли по следующему правилу: одного или двух знам енитых поэтов — и несколько средн еньких. Вот из ср едних поэтов Куняеву так и не удалось выбиться, а как хотелось...

Потом наступили другие времена. Пришла пора, когда сереньких поэтов и писателей стали выдвигать на первый план, в основном, — за примерное поведение, за «идейную преданность». Выдвинули и Куняева. В какой-то период он даже сидел в кресле рабочего секр етаря Московской писательской организации. Начальственное кресло! Кажется, предел мечтаний для литератора средних способностей. Ан нет, честолюбие Куняева не было удовлетворено. Видимо, не забыл он, что по настоящему поэтическому счёту вс егда числился на третьих ролях, что даже сейчас, когда уже Рождественский не тот, и Евтушенко не тот — всё равно Куняеву далеко до них.

А тут ещё, к великой досаде Куняева, появился в стране «феномен Высоцкого». И впрямь, Высоцкий в поэтических семинарах не заседал, членом Союза писателей не был, в мелких склоках секции поэзии не участвовал, книг не выпускал — а просто так, как ракета, прорвался на поэтические высоты — и в популярности, и в любви народной с Высоцким никто не может сравниться. И даже когда на выступления в Париж посылали лучших советских официальных поэтов, в число их включали Высоцкого (а не Куняева) — и Высоцкий проходил первым номером! Ну как тут не умереть от зависти! Но Куняев — крепкий человек, спортсмен, — не умер. Умер, не выдержав советской жизни на разрыв, Владимир Высоцкий... И вот, выждав для приличия, какое-то время, отважился Куняев топтать память Высоцкого ногами. Впрочем, даже особой отваги в этом поступке нет. Куняев ведь знает, ч то полуофициальное признание Высоцкого — это уступка всенародной популярности поэта, и сами-то власти с удовольствием «прикрыли» бы Высоцкого, если бы смогли. Пока прикрыть не могут, повторяю — слишком популярен. Но Куняев уже вызвался первым, уже засучил рукава, уже на подхвате... Чует, что где-то в ЦК ему поставят положительный балл за хорошее поведение.

«Моцарта и Сальери»: «Ты заснёшь надолго, Моцарт». Эта пушкинская фраза в контексте статьи, т. е. — в устах Куняева, звучит злорадно и зловеще.

Раздел сайта: