Федина Н. В.: О соотношении ролевого и лирического героев в поэзии В. С. Высоцкого

Н. В. ФЕДИНА

Липецк

О СООТНОШЕНИИ РОЛЕВОГО И ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЕВ В ПОЭЗИИ В. С. ВЫСОЦКОГО

В современном литературоведении понятия лирического и ролевого героев вполне определились в своем объеме, качестве и различиях. Эти теоретические понятия складывались в науке на основе изучения классической лирики. Однако художественная практика современной поэзии подчас не укладывается в традиционные теоретические положения, а подчас служит поводом для их развития и уточнения. Творчество В. Высоцкого в этом отношении чрезвычайно интересно.

Многие критики и литературоведы на юбилейной конференции «Поэзия и правда В. Высоцкого», проходившей в Воронеже в 1988 г., не раз отмечали в докладах, насколько трудно провести грань между лирическим и ролевым героями в его песнях. Лишь определенная группа ролевых персонажей диссонирует с мироощущением (и способом выражения) лирического героя.

А. Скобелев и С. Шаулов называют эту группу песен «... ролевой лирикой, в которой противостояние автора герою часто приводит к сатирическому разоблачению последнего»1. А о таких ролевых героях хорошо сказал С. Говорухин: «... только слепой, глухой может отождествлять их (персонажей. — Н. Ф.) с личностью автора»2. Причем эти персонажи, по определению С. Говорухина, «смешны, нелепы, глупы, попросту отвратительны», отличить их от лирического героя нетрудно.

Однако в творчестве В. Высоцкого есть ролевая лирика совсем иного характера. В критике было сделано интересное замечание о так называемых ролевых «масках» лирического героя В. Высоцкого. В статье «Менестрели наших дней» А. Скобелев и С. Шаулов упоминают о группе песен, в которых «главенствует лирический герой, близкий автору. Он уже ролей не играет, но примеряет разные маски — иных героев, предметов, животных, выражая при этом круг родственных настроений и переживаний»3. Целью нашей статьи и является анализ таких формально ролевых героев (далее в статье термин будет употребляться именно в этом значении) и, главное, их соотношения с героем лирическим. Вопрос о соотношении лирического и ролевого героев мы рассмотрим на примере лишь нескольких тем и мотивов в творчестве В. Высоцкого, но присутствующих в песнях как с лирическим, так и с ролевым героями.

Лирический герой В. Высоцкого проявляет себя, как правило, в экстремальных ситуациях («Баллада о борьбе», «Кони привередливые», «Маски»). Он считает, что человека нельзя познать в серой повседневности, в буднях. На вопрос «кто ты — трус иль избранник судьбы?» можно ответить только после того, как ты проявишь себя в борьбе со Злом (как в конкретной ситуации, так и в целой человеческой судьбе). Иногда «экстремальность» имеет характер не ситуации, а внутреннего психологического состояния. Внешние же обстоятельства могут быть обычными, однако переживание лирического героя при этом доведено до предела, до его высшей степени. Например, мы ощущаем это в стихотворениях «Так дымно, что в зеркале нет отраженья...». «Мне судьба до последней черты, до креста...», «Я весь в свету, доступен всем глазам...». При восприятии этих песен нередко даже создается впечатление, что душевному состоянию лирического героя предшествовала экстремальная ситуация, дала ему толчок, а сама осталась «за кадром», за рамками стихотворения.

Но экстремальные ситуации присутствуют и в жизни ролевых героев В. Высоцкого. Логика автора такова: если в какой-то момент жизни нет необходимости воевать с «подлецом, с палачом», значит ищи себе другие опасности для проверки себя, своей человеческой сути. Попробуй встать «наравне» со стихиями природы, померяйся силами с Великим Океаном, когда он бушует, когда опрокинут горизонт, и мачты корабля — у самой воды. Покоряй неприступные горные вершины, тысячу раз рискуя жизнью и пройдя через тысячи трудностей:

Кто здесь не бывал,
Кто не рисковал —
Тот сам себя не испытал...

Только так ролевой герой, подобно лирическому, может утвердить свое высшее человеческое достоинство, которое несравнимо с тем, что проявляется в человеке в обыденной жизни, «пусть даже внизу он звезды хватал с небес».

Экстремальные ситуации, в которых раскрываются лирический герой и герой-маска (или ролевой герой) бывают разными и неожиданными. Иногда ролевой персонаж попадает в них как бы невольно («Дорожная история») и проявляет себя честным, сильным человеком, способным устоять перед инерцией обстоятельств. Но чаще всего он сам создает себе такие опасности-проверки, понимая, чем он рискует. Однако цель, ради которой он способен на риск, оказывается сильнее страха смерти. Зачастую эта цель обозначена в текстах: затяжной прыжок с парашютом — ради нескольких секунд свободного паденья («Затяжной прыжок»), «четыре четверти пути» над пропастью по канату — ради того, чтобы не быть «унылым лилипутом», как все («Натянутый канат») и т. д. Другими словами, опасности нужны ролевым героям В. Высоцкого не в качестве самоцели, а ради контраста с неопасной жизнью других, ради самоуважения, самоутверждения и проверки себя:

Не жажда славы, гонок и призов
Бросает нас на гребни и на скалы.

Глазами, ртом и кожей пить простор!..
____________________
Он не вышел ни званьем, ни ростом,
Не за славу, не за плату —
На свои, необычный манер
Он по жизни шагал над помостом —
По канату, по канату,
Натянутому, как нерв.

Сближает лирического героя и ролевых героев В. Высоцкого и то, что им просто необходимо чувствовать самое высшее — из всех возможных — напряжение сил, чтобы осознавать себя не песчинкой в вечном круговороте бытия, а личностью, способной вмешиваться в естественный ход событий, влиять на них, плыть против течения. Вокруг лирического героя В. Высоцкого и его двойников (т. е. ролевых героев) «... и воздух пахнет смертью». Они испытывают состояние «гибельного восторга», потому что ходят по кромке, бросая вызов будням души и «будничным» людям и веря в свои силы (ср.: песни с лирическим героем — «Кони привередливые», «Баллада о борьбе», «Чту Фауста ли, Дориана Грея ли», «Кто-то высмотрел плод, что неспел...» и песни с ролевыми героями: «Дорожная история», «Затяжной прыжок», «Охота на волков», «Натянутый канат» и др.).

Таким образом, в силу отмеченного сходства можно предположить, что в объективированных образах канатоходца, альпиниста, моряка, шофера и др. автор еще более полно и зачастую более концентрированно выразил, реализовал свое лирическое «я». Поэтому, если исходить из задач создания персонифицированного образа, то прием оказывается формальным. А если из задач иных — стремления ярче выразить лирическое «я», а также подчеркнуть, что есть в мире люди сродни лирическому герою, — то прием более чем функционален.

Одними из основных нравственно-этических понятий, важнейших для литературы и искусства, являются Добро и Зло. Они, в сущности, охватывают все остальные. Проявление и борьба их в разных сферах жизни (в социальной, психологической и т. д.) и являются предметом их отражения и анализа. Русская и советская литература, исследуя жизнь, давала разные ответы на вопрос, что есть Зло и Добро в человеческом мире: то приходила к мысли об их противопоставленности, то к мысли о диалектической связи. Для творчества В. Высоцкого характерно резкое противопоставление их друг другу. В каком-то смысле он даже не видит, не принимает иных цветов для своего отношения к миру, кроме черного и белого. И границы между ними, между Светом и Тьмой у В. Высоцкого не размыты, а четки. Такое отсутствие колебаний, релятивизма в позиции автора очень важно, так как оно определяет, во-первых, понимание концепции мира как лирическим героем, так и его «масками», а во-вторых, проблему выбора жизненных ценностей, поступков и т. д., которая стоит перед ними в этом мире.

Лирическим героем окружающий мир воспринимается как такой, где есть две противоположные силы — Добро и Зло. Но их мирное сосуществование неприемлемо для лирического героя. Между ними могут быть отношения только непримиримой, непрекращающейся борьбы («Баллада о борьбе»). Отсюда — так часто в стихотворениях В. Высоцкого возникает напряжение, доведенное до конфликта4, драматических противоречий лирического героя с окружающими его людьми, с социальными силами, а иногда и с самим собой («Дурацкий сон, как кистенем...», «Маски», «Случай в ресторане», «Мне судьба — до последней черты, до креста...» и др.).

Песни, в которых присутствуют ролевые герои, подхватывают эту тему Добра и Зла. Мир и здесь расколот, в нем живут добрые и злые, плохие и хорошие люди. Хорошие — это те, кто никогда не струсит, поддержит в трудную минуту, кто полностью соответствует кодексу чести и нравственности самого лирического героя, т. е. это его двойник, его «маски». Их можно называть — как на войне или в детских играх — «своими». Это и шофер из «Дорожной истории», до конца оставшийся мужественным и стойким в своем самом трудном рейсе, и «недостреленный», который «вдруг остался без кожи», оттого что немецкий снайпер убил не его, а друга («Тот, который не стрелял», «Баллада о борьбе»), и даже свободные гордые волки, затравленные стрелками («Охота на волков»), и др.

Плохие люди — обязательно враги. Отсюда (из противопоставления хороших и плохих) как лейтмотив творчества Высоцкого возникает тема друга, а также тема врага, которые проходят через песни как с лирическим («Если где-то в чужой незнакомой ночи...», «Баллада о борьбе», «Корабли» и др.), так и с ролевыми героями («Тот, который не стрелял», «Песня о друге», «Дальний рейс», «Дорожная история» и др.) Друг — это твое второе «я». Ты ни в чем в этой жизни не можешь быть уверен, только в своих силах и в помощи друга:

Ты здесь на везение не уповай —
В горах не надежны ни камень, ни лед, ни скала, —

На руки друга и вбитый крюк...

Враг лирического героя и его «масок» коварен, способен действовать нечестными методами — ложью, обманом, хитростью. Он не может быть благороден, так как благородство и прямота — привилегия тех, кто стоит за правое дело. Он подходит лишь на роли «предателей, трусов, иуд», «подлецов, палачей». Это и попутчик шофера из «Дорожной истории», струсивший и предавший своего напарника, и «сосед слева», способный с насмешкой сказать раненому, что у того ампутирована нога, и надменный сноб — директор ателье из «Случая в ресторане» и др. Тема врага вырастает у Высоцкого до аллегорических образов Лжи, Беды, Зла, Кривой и Нелегкой.

И лирический, и ролевые герои никогда не сомневаются в незыблемости нравственных понятий и неприятии Зла. Для них Зло, как бы оно ни меняло обличье, на протяжении веков неизменно по сути своей:


— всегда презираем,
Враг есть враг, и война все равно есть война...

Силы Добра часто в лице лирического героя и его «масок» борются со Злом. Причем Добро ни в коем случае не прибегает к тем же приемам, что и Зло. Оно победит его и так, «лицом к лицу», в честном бою. И лирический герой, и его двойники в ролевой лирике производят впечатление сильных, надежных людей. Для них изначально выбора как такового между Добром и Злом, темп или иными ценностями и поступками нет. Есть как бы только предложение им другого типа жизни, только возможность выбирать между «пляжами, вернисажами» и «деревянными костюмами». Но при этом можно не сомневаться: настоящий герой В. Высоцкого (в данном случае ролевой герой из песни «Как все мы веселы бываем и угрюмы...») не будет жить ценой предательства, даже если взамен ему предложат «райские кущи»—приятную комфортную жизнь. Он не колеблясь остановится на «деревянных костюмах» (метафорическом обозначении смерти), потому что для него реальны лишь два пути: либо полная свобода быть самим собой, не изменять себе и «своим», либо, если это невозможно, — смерть.

Возможность выбора не ограничивается какой-либо конкретной ситуацией, она присутствует во всем многообразии жизненных явлений, отраженных в лирике В. Высоцкого. Как и его ролевой «собрат», лирический герой считает, что недостаточно самому не быть злым, не делать другим плохо. Это только середина, половина нравственного выбора в его понимании. Он считает, что необходимо бороться, утверждая тем самым чрезвычайно активное отношение к жизни. И другого не дано:

... Если руки сложа

И в борьбу не вступил
С подлецом, с палачом —
Значит, в жизни ты был
Ни при чем,

Равнодушие и пассивное наблюдение — то же Зло, порок не меньший, чем подлость и предательство. Своих героев поддерживает, полностью с ними соглашается и собственно автор, чей осуждающий голос слышим мы в финале песни о безразличных людях:

Так многие сидят в веках
На берегах — и наблюдают
Внимательно и зорко, как

Хребты и головы ломают.
Они сочувствуют слегка
Погибшим — но издалека.

Таким образом, мы перечислили все то, что наиболее важно и ценно для лирического и ролевых героев, а следовательно, и для авторской позиции в творчестве В. Высоцкого в целом.

он обнаружит в себе то, что больше всего в других презирает:

— и лгал, и предавал,
И льстил легко я...

Однако и ролевому герою в этом смысле ничто человеческое не чуждо. Прежде чем обрести надежную крепость рук, он проходит через страх, минутную растерянность и слабость. Его, например, иногда беспокоит двойственность своей натуры, наличие в ней как бы двух человек:

Могу одновременно грызть стаканы —

Эти примеры подчеркивают, что и ролевые и лирический герои В. Высоцкого отнюдь не прямолинейные, не железные люди. Да, они могут быть и не положительными, но только не в основных своих качествах (нравственная позиция в целом всегда неизменна), а в частностях. И самое важное в этом то, что отношение у них к таким проявлениям в себе однозначно, а именно — негативно:

Или — в костер! Вдруг мет во мне
Шагнуть к костру сил, —
Мне будет стыдно, как во сне,

________________
... вырывается на волю
второе Я в обличье подлеца.
И я борюсь, давлю в себе мерзавца...

— отнюдь не идеалы, не «сверхчеловеки», которые никогда не ошибаются и всегда в выигрыше, — они просто люди», каждый из которых максимально стремится быть Человеком.

Отметим еще одну общую особенность лирического героя и его «масок». С одной стороны, лирический герой В. Высоцкого самый простой человек, наш современник, живущий среди таких же, как он, людей и в таких же обычных обстоятельствах. Он может быть незаметен в толпе, он так же, как все, часами ожидает своего рейса в аэропорту («Москва — Одесса»), робеет перед любимой («Она была в Париже»), может в шутку назвать себя «главным диспетчером» (уж никак не романтическая профессия!) в песне «Запомню, запомню, запомню тот вечер». Но с другой стороны, его возможности, его духовные и душевные силы намного превышают обычные потенции обычных людей. Да, он «диспетчер», но ведь «самый главный», но ведь способный (пусть всего один вечер) управлять временем и человеческими отношениями. Он смертен, как все люди, но в его силах оттянуть конец, еще немного «постоять на краю» («Кони привередливые»). Он простой, но совсем не «маленький» человек.

Эту же особенность сохраняют и ролевые герои В. Высоцкого. Возьмем, к примеру, шахтеров из песни «Черное золото». Профессия физически трудная, связанная и с пылью, и с грязью. Однако не изнуренного работой человека мы видим у В. Высоцкого, а настоящего богатыря, терзающего «чрево матушки-земли» и расправляющегося с чертями Преисподней. Подобная метаморфоза происходит и с обычным шофером из «Дальнего рейса». Его рейс приобретает в нашем восприятии значение события чуть ли не вселенского масштаба: это дело огромное, важное, одухотворенное. Практически все ролевые герои В. Высоцкого, а также его лирический герой имеют в жизни «свой необычный манер», «свою колею», свою «толчковую ногу». В этом, нам кажется, выразилась и общая демократическая сущность поэзии В. Высоцкого. Автор убежден, что самый обыкновенный человек с самой обыкновенной профессией может все: все в его руках.

Роднит лирического героя и его двойников ролевой лирики то, что они остро ощущают свою временность, даже скорее кратковременность пребывания на земле. Оттого им так важно увидеть тех, кто придет за ними в жизнь, кто примет их ношу (это отмечаюсь многими исследователями творчества Высоцкого). Жизнь представляется им своего рода эстафетой, где «достойные» передают друг другу все, что в них есть человеческого. И конца этим стартам (причем в стихотворениях разной тематики) не видно, так как финиш — это горизонт («Мне судьба до последней черты, до креста...», «Сегодня не слышно биенья сердец...», «Натянутый канат», «Здесь вам не равнина...»).

Именно от ощущения кратковременности бытия (мотив традиционный для русской лирики, но предельно заостренный у В. Высоцкого, может быть, ощущением скорого конца) возникает неудовлетворенность чем-то одним и стремление все успеть. Лирический герой как бы спешит жить и чувствовать:


От насиженных мест
Нас другие зовут города...

Провожая закат, мы живем ожиданьем восхода

________________
Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса —
И снова начинаем восхождение.

И, наконец, охарактеризуем еще один аспект сходства лирического и ролевого героев в поэзии В. Высоцкого. В телесериале «Четыре встречи с Владимиром Высоцким» Е. Евтушенко высказал мысль о том, чти В. Высоцкий «... воплощал в себе великий русский характер». Об этом же говорил и Ю. Трифонов, употребляя в этом смысле слово «менталитет» (склад ума, образ мышления, характер) по отношению к «очень русскому человеку» В. Высоцкому5.

«воля», по мнению академика Д. С. Лихачева, - понятие типично русское, непереводимое. «Воля-вольная — это свобода, соединенная с простором, ничем не прегражденным пространством»6. В сознании слушателя складывается именно вольный, бунтарский, непокорный образ лирического героя.

Слово «свобода» в значении, близком к «воля», часто встречается в песнях с ролевыми героями. Это и «шоферская лихая свобода» («Дальний рейс»), и «свобода раскрыть парашют» («Затяжной прыжок»), и свобода «бежать в табуне, но не под седлом и без узды» («Бег иноходца») — словом, «воля-вольная», необходимая как воздух «маскам» лирического героя, его двойникам.

Можно еще продолжать этот ряд параллелей между лирическим и ролевым героями в лирике В. Высоцкого. Но, несомненно, одно уже ясно: то, что ролевые герои, охарактеризованные нами, являются ролевыми лишь по форме, а по сути своей — это лики героя лирического, так как налицо психологическое и нравственно-этическое их сходство.

Различия между ними также есть, но, на наш взгляд, носят характер не принципиальный. Это могут быть различия формальные (мы их уже называли): другая профессия, другие социальные характеристики, что влечет за собой соответственно различия речевые, выражающиеся в песнях в легком стилизационном начете, в выборе поэтических средств. По-разному в ролевой лирике и в песнях с лирическим героем может развиваться та или иная тема. Но опять-таки это «по-разному» имеет в основном количественную характеристику — большую или меньшую степень развития той или иной темы в стихотворениях с лирическим и ролевым героями. Какие-либо из тем могут и не сопрягаться между собой — быть свойственными только одной группе песен (только с лирическим или только с ролевым героем). Так, тема творчества характерна для песен, непосредственно создающих образ лирического героя.

— лирическим героем. Именно он остается основной формой выражения авторского сознания в творчестве В. Высоцкого, именно он наиболее полно выражает весь комплекс авторского мироотношения. А ролевая лирика (при всем охарактеризованном своеобразии) лишь дополняет, иногда заостряет, уточняет те или иные черты и особенности лирического героя. И происходит это за счет возникающего между ними своеобразного «параллелизма» тем, мотивов, оценок и т. д.

Итак, подведем итоги. В поэзии В. Высоцкого помимо традиционного ролевого разнообразия персонажей, открыто дистанцированных по отношению к автору, складывается и очень своеобразное ролевое «я».

Оно внешне (по количеству ролей) также достаточно многолико, но тем не менее едино в своей психологической, этической и нравственной сущности. Кроме того, такая ролевая лирика созвучна миру чувств и мыслей самого лирического героя. Они (ролевой и лирический герои) как бы двойники, развивают и дополняют друг друга, а в восприятии слушателя сливаются в нечто целое.

Ролевое «я» охарактеризованного типа (тесно связанное с лирическим «я») подчеркивает единство и целостность мировоззренческой авторской позиции в лирике В. Высоцкого, выраженной разными субъектными способами организации текста. Таким образом, ролевая лирика В. Высоцкого своеобразна, в целом не укладывается в привычные рамки сложившейся теории героя, требует в свою очередь дальнейшего развития и уточнения.

Возникает также вопрос: каковы причины появления такого своеобразного ролевого «я» именно в творчестве В. Высоцкого? Не претендуя на исчерпывающий ответ, гипотетически укажем хотя бы две возможные причины этого явления. Видимо, близость лирического героя и его «масок», их психологическое единство обусловлены необычайной цельностью авторской позиции как в отрицании, так и в приятии тех или иных явлений.

— ролевых) героев, В. Высоцкий отмечал, что он актер и поэтому ему легче, чем, например, кому-либо из авторов-исполнителей, «влезать в шкуры других людей». С этим высказыванием автора мы связываем вторую причину возникновения «масок» лирического героя В. Высоцкого в его поэзии. А. Скобелев и С. Шаулов, отмечая специфику творчества Б. Окуджавы и В. Высоцкого, называли первого одним из самых «литературных» бардов, так как у него «исполнитель постоянно уступает место поэту», а о втором (В. Высоцком) говорили, что в его песнях исполнитель тесно слит с актером7. На наш взгляд, это замечание очень существенно, поскольку, несомненно, профессия В. Высоцкого, его «актерская струя» наложили самый серьезный отпечаток на его песенное творчество, в том числе и на своеобразие способов выражения авторской позиции.

Примечания

1 Скобелев А., Шаулов С. Менестрели наших дней // Лит. Грузия. 1986. № 4. С. 163,

2 Говорухин С. «Он начал робко с ноты до...» // Собеседник. 1986. № 47. С. 13.

3

4 Хотя теоретики не склонны говорить о конфликте в лирике вообще (А. Михайлов, В. Гусев и др.).

5 Трифонов Ю. Он был очень русским человеком // Сов. Россия. 1988. 24 янв.

6 Лихачев Д. С. Земля родная. М., 1983. С. 51–52.

7 Скобелев А., Шаулов С. Указ. соч. С. 157–159.