СВОЕОБРАЗИЕ РОЛЕВОЙ ЛИРИКИ ВЫСОЦКОГО
В своем творчестве Высоцкий использует лирический способ овладения эпическим материалом: во многих случаях он выступает не от своего лица, а от лица разных героев, пишет «из другого человека» [1], опытом, зрением другого рассматривает и пересматривает все окружающие обстоятельства — от лица мифологического существа («Серенада Соловья-Разбойника») либо от лица неживых предметов («Песня самолета-истребителя»), животных («Песня Мыши», «Песня Попугая»), от лица детей («Песня Алисы») либо от лица людей самых разных профессий («Здесь вам не равнина») и т. п.
Подобный принцип изображения действительности, когда автор отдает слово героям, отличным от него, был открыт задолго до Высоцкого. Примерами могут служить стихотворения «Песня пахаря», «Размышления поселянина», «Косарь», «Удалец», «Песни Лихача Кудрявича» А. В. Кольцова; «Песни о Стеньке Разине», «Я здесь, Инезилья», «Странник» А. С. Пушкина; «Казачья колыбельная песня», «Бородино» М. Ю. Лермонтова; «Еду ли ночью...», «Огородник», «Калистрат», «Катерина», «Буря», «Пьяница» и другие Н. А. Некрасова.
Необходимость перевоплощения и одушевления возникает потому, что поэт не может высказать один все то, о чем думают многие, что должны и хотят сказать самые разные люди. Поэт дает возможность «говорить», «самовыражаться», «исповедоваться» не только одному человеку (автору), но и — через него — невероятному множеству разнообразных персонажей. И это один из способов воплощения в поэзии различного переживания действительности, вариативного восприятия реальности.
Конечно, опираясь на выработанный классической поэзией опыт, Высоцкий использовал новые — сравнительно со своими предшественниками — возможности этого способа выражения авторского сознания.
Маска ролевого героя была найдена В. Высоцким еще на раннем этапе творчества (1961–1964 годы), когда в поле его творческого интереса оказались самые разные животрепещущие проблемы, ситуации, когда поэт стремился очень быстро откликнуться на то, что носилось в воздухе, о чем говорилось в печати и по радио:
И пишу я стихи про одежду на вате, —
И такие!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я пишу обо всем: о животных, предметах,
И о людях хотел /2; 9/ [2].
В его творчестве можно выделить, прежде всего, собственно ролевые стихотворения, в которых автор и герой очень отдалены друг от друга, принципиально отличны, а противостояние автора герою часто приводит к сатирическому разоблачению последнего: «Рецидивист», «Правда ведь, обидно», «Всё позади — и КПЗ, и суд...», «Песня про стукача», «Я был слесарь шестого разряда», «Песня завистника», «Перед выездом в загранку...», «Песня о сумасшедшем доме», «Два письма» и многие другие.
Как правило, герои в собственно ролевых стихотворениях имеют свою биографию (социально очень определенную, безошибочно угадываемую, хотя автор дает лишь косвенные, краткие приметы этой биографии, чаще всего отраженные в складе речи); у них своя манера держаться, оценивать окружающее, приспосабливаться к нему и т. п.
Правда ведь, обидно — если завязал,
А товарищ продал, падла, и за все сказал:
За давнишнее, за драку — все сказал Сашок, —
Двое в синем, двое в штатском, черный воронок... /1; 44/.
Я — самый непьющий из всех мужуков:
Во мне есть моральная сила, —
И наша семья большинством голосов,
Снабдив меня списком на восемь листов,
В столицу меня снарядила /1; 242/.
На первый план выходит внешний ряд фактов или событий, свидетелями которых они являются. И очень часто в один ряд попадают явления разного порядка, логическая связь между которыми не прослеживается:
— мужики девок лапают.
Девки — все как на подбор — в белых тапочках.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Наш бугай — один из первых на выставке.
А сперва кричали — будто бракованный /1; 173/.
Ситуации, в которых находятся ролевые герои, очень разнообразны, но они всегда реальные, бытовые, нередко сниженные; они всегда показаны глазами героя, который все низводит до своего понимания, своего осмысления. Повествование о событиях преобладает над размышлениями, самоанализом, самооценкой, а внутренний мир героев изображается с помощью их речевого самораскрытия.
Но при всем разнообразии героев и ситуаций собственно ролевые стихотворения объединяются тем, что герои ставятся перед необходимостью решения, выбора, преодоления, ответа на главный вопрос — как жить, какую жизненную позицию занять? И даже если этот вопрос не звучит непосредственно в тексте, он ощутим за его пределами. «Даже, если вы обратите внимание, для шуточных своих песен и то я выбираю таких персонажей, у которых что-то вот-вот-вот случится или произойдет», — подчеркивал В. Высоцкий [3].
Конечно, и характер препятствий, и важность принятого решения, и уровень реализации тех или иных притязаний, и степень нравственной деформации стремлений человека характеризует как избранного героя, так и мир, в котором он живет. Например, заключенный мечтает вырваться на свободу:
Я сохраню хотя б остаток сил, —
Он думает — отсюда нет возврата,
Он слишком рано нас похоронил, —
Ошибся он — поверьте мне, ребята!
И день наступит — ночь не на года... /1; 73/;
неудачливый конькобежец пытается восстановить свой пошатнувшийся авторитет занятиями борьбой и боксом:
Я ведь нынче занимаюся борьбой и боксом, —
Не имею больше я на счет на свой сомнений /1; 125/;
... Ничего, я им создам уют —
Живо он квартиру обменяет, —
У них денег — куры не клюют,
А у нас — на водку не хватает! /1; 111/.
«удобств», стремится проникнуть в потаенный смысл его жизни и создает, в сущности, художественную модель повседневного существования современного «среднего» человека, не обремененного развитым самосознанием.
Множественность героев, их перевоплощения, быстрая сменяемость создает особое ощущение карнавала:
Все в масках, в париках — все как один, —
— сказочен, а кто — литературен...
Сосед мой слева — грустный арлекин,
— палач, а каждый третий — дурень /1; 338/.
Мотив жизненного маскарада прочно входит в творчество Высоцкого и позволяет сблизить, объединить священное с профанным, высокое — с низким, мудрое — с глупым; на всё: на все ценности, мысли, явления, вещи — распространить фамильярное отношение.
Но в этом вихре маскарада, с надеждой, что «под масками зверей бывают человеческие лица», с желанием «доброго лица не прозевать» и «честных отличить наверняка», автор ищет и находит тех, кто в это нервное, бешеное, стремительное время пробует утвердить свое высшее человеческое достоинство. В целом ряде стихотворений, которые можно назвать формально ролевыми, потому что в них главенствует герой, близкий авторскому пониманию мира и смысла жизни, автор «уже ролей не играет, но примеряет разные маски — иных героев, предметов, животных, выражая при этом круг родственных настроений и переживаний» [4]. Герои могут быть отдалены от автора либо спецификой профессии («Черное золото», «Дальний рейс»), либо исторической конкретностью ситуации («Черные бушлаты»), но в целом, они почти прямо выражают авторскую позицию.
В таких стихотворениях не повествуется о реальной, бытовой обстановке, — чаще всего создается символически обобщенная ситуация, на первый план выходит внутреннее состояние героя. Герои все время находятся как бы в «испытательной» ситуации, которая позволяет им проявить благородство, оказаться сильнее, добрее, честнее, которая требует быть мужественнее, умнее, человечнее, потому что еще «взяты не все вершины и преграды», еще бывают моменты, «когда надо решать, — и в этот момент ясно, как человек себя ведет» [5] и когда надо «изведать то, чего не ведал сроду, — глазами, ртом и кожей пить простор...». Для таких стихотворений Высоцкий выбирал героев, «которые находятся в самой крайней ситуации, в момент риска, которые каждую следующую минуту могут заглянуть в лицо смерти, у которых что-то сломалось, произошло — в общем, короче говоря, людей, которые “вдоль обрыва, по-над пропастью” или кричат “Спасите наши души!”, но выкрикивают это как бы на последнем выдохе» [6].
Выбирая, герои Высоцкого предпочитают смерть долгой жизни «через вину, через позор, через измену»:
—
Мы гнезд себе на гнили не совьем!
Мы не умрем мучительною жизнью —
Мы лучше верной смертью оживем! /2; 263/.
И даже в тех формально ролевых стихотворениях, в основе которых лежит давний прием одушевления природы, вещей, прием метафорического осмысления и преображения действительности («Песня микрофона», «Песня самолета-истребителя», «Охота на волков», «Бег иноходца» и другие), герои стоят перед проблемой выбора, перед необходимостью принятия решения: «Я прийти не первым не могу!» («Бег иноходца»), «я больше не буду покорным — клянусь! — // Уж лучше лежать на земле...» («Песня самолета-истребителя») и т. п.
бытия, а личность, способная вмешиваться в ход событий, плыть против течения, решать и выбирать в пользу Добра («Дорожная история», «Затяжной прыжок», «Баллада о борьбе», «Натянутый канат», «Тюменская нефть», «Песня о погибшем летчике» и многие другие).
Примечания
[1] Высоцкий В. Четыре четверти пути. М., 1988. С. 126.
[2] Здесь и далее произведения Высоцкого цит. по изд.: Сочинения: В 2 т. М., 1991. Т. 2. С. 9. В дальнейшем в скобках через запятую указываются том и страница.
[3] Высоцкий В. Монологи // Юность. 1986. № 12. С. 83–84.
[4] Скобелев А., Менестрели наших дней // Лит. Грузия, 1986. № 4. С. 163.
[5] Ни единою буквой не лгу. Киев, 1989. С. 49.
[6] Там же. С. 47.